Наталия Кина - Черновик

– Сколько? – спросила Даша у местного распорядителя с навечно мутным взглядом. В ответ парень сначала почесал в затылке, затем поскреб татуировку на шее, потом под локтем и, наконец, скороговоркой назвал сумму. – Если устроишь качественный цирк, то можешь потребовать чуть больше, – предложила Даша.

Парню идея понравилась, и он подошел к ее реализации не только творчески, но и крайне ответственно. Сначала доступно и весьма красноречиво объяснил за долг уже частично потерявшей связь с реальностью Татьяне. Что вход и «пробник» действительно были по-дружески бесплатны, а вот все остальное, употребленное ею, плюс занимаемое «козырное» место стоят весьма символически, если взять за символ такие вечные понятия, как красота и доброта. Таня девушка красивая и, сразу видно, добрая, поэтому она не станет спорить с тем, что долги нужно отдавать, а поскольку жизнь непредсказуема в каждом мгновении, то не затягивать с этим вопросом, а если она недобро станет спорить, то и Парень станет недобрым к ней. Несколькими оплеухами подняв стоимость претензий на самый высокий уровень понимания, он объявил стоимость «продленного билета» – публичный стриптиз, а «выходного» – коллективный секс вон с той группой постоянных пользователей.

Когда Даша с Гришей и еще парочкой своих друзей «вышли из сумрака», то есть появились в главной комнате развлечений, полуголая Танюша, трясясь от страха и заливаясь слезами, очень плохо изображала из себя приватную танцовщицу, а «группа пользователей» готовилась в любом случае одарить артистку любовью благодарных зрителей.

Дальше последовал торг с хозяином заведения, демонстрация товара без подарочной упаковки, сломившая Таню окончательно, покупка, раскуривание утешительной трубки мира с завсегдатаями, проводы, погрузка уже почти невменяемой от всего происходящего «куклы Тани» в машину и полный вперед.

Происходящее Таня воспринимала урывками, мечась между паническими всполохами сознания, верещащего от нечеловеческого страха, и тупняком, накатывающим рваными остатками употребленной химии. Даша испытывала скуку смертную, а Гриша вел машину в легком возбуждении, потому что в свои чуть больше тринадцати Таня выглядела уже вполне съедобно, а кое-где даже аппетитно.

– Вас домой? – спросил Гриша на всякий случай у Даши и получил отрицательный ответ.

– Не совсем, давай на стоянку, – уточнила она. – Мы еще прокатимся с Танюшей.

Гриша понятливо кивнул, походя прищурился на бледную девчонку с заднего сиденья и на всякий случай предостерег, что «катун из нее не особо сейчас будет – заблюет тебе всю тачку».

При выходе из машины с Таней предсказуемо случилась истерика с криками, попытками побега, ударами, блевотиной, снежным умыванием и полным отсутствием романтики, которую рисуют себе крутые тинейджеры в своих липко-розовых мечтах. В жизни все оказалось совсем не так красиво и даже не так некрасиво, как на картинках ВКонтакте. Все оказалось по-настоящему больно физически, страшно и унизительно до тошноты, очень грязно и пронизывающе холодно от безысходности и накатившей вслед за ней выворачивающей внутренности пустоты.

«Только бы добраться до дома, а там…» Единственная мысль о самовыписке парадоксально поддерживала жизнь в Танином сознании, когда очередная чужая воля повезла ее куда-то в кромешной тьме.

Нет, освещение в городе сохранилось: фонари, витрины и тепло окон домов – все на месте, но вместе с тем погасло и стало потусторонним. Оно осталось в прежней Таниной жизни, которая еще мотылялась где-то совсем рядом, но уже отрезана, оторвана и никогда не срастется, не оживет, потому что не с чем срастаться, да и незачем оживать.

– Твою мать… – доносилось до Таниной внутренней пустоты досадливое Дашино. – Да какого хера вы у меня прямо косяком пошли?! Сцуко!..

Она не говорила – кричала куда-то в мелькающую темень дороги, может быть, обращалась к кому-то невидимому, наподобие того, как люди разговаривают с воображаемым богом, только вслух.

– Грохнуть тебя сразу, чтобы ни ты и никто не мучился?! – А затем вспышки, пустота, чувство падения…

***

Отпустив Карину в эту ее школу (если бы можно было начать жизнь заново, то она хотела бы родиться в сознании своей мелкой сестры), Даша еще некоторое время просидела в снежно-раннеутренней тишине, в которой глохли все звуки пролетевшей, как десять минут, ночи – весь этот треп, весь этот трип, в который пришлось нырнуть против собственного желания.

Сломать Танюшу – ничего сложного, а вот недоломать – это уже ювелирщинка.

Получилось ли? Время покажет.

Не жаль ее было – совсем. Все эти слезы и крики… Даша просто знала, что нужно делать. Дашино прошлое знало, а она ему доверилась, отключив на время все наносное человеческое в себе и физически донося до несчастной и глупой Тани условия нового миропорядка. В процессе она даже успела равнодушно задаться вопросом: то ли самое чувствовали те, что ломали ее саму лет пятнадцать назад?

Ответа не придумала, обесценив его заранее. Какая теперь разница, ведь все равно осталась она, а они канули в вечность, вот и весь счет. Десять – ноль в ее пользу.

«Они остались во мне», – напомнила себе, а затем отбросила эту мысль, словно разогнала призрачный дым сигарет.

«Не они, но – она». Прикрыв глаза, Даша физически ощущала болью слабую, эфемерную улыбку на губах. Ее улыбка имела имя. Катя.

…Где-то в глубине квартиры, в темной спальне запиликал будильник Эвы.

«Карина сказала, ей ко второму. – Даша открыла глаза, потерла лицо, бросила взгляд на часы и привычно, словно странную мантру, озвучила гравировку: – Я всегда буду вовремя. К».

Катюха каждый раз произносила эти слова с разной интонацией, а теперь давно молчит и только взяла привычку пальцами касаться своего подарка на Дашиной руке. Часы не дарят – какая глупость.

«Наше с тобой время настало», – сказала она когда-то, надевая на руку закрывшей глаза Даше свою оригинальную «обручалку». Не разрешая смотреть, нежно и чувственно поцеловала. «Ты моя», – прошептала, обнимая крепко-накрепко.

Но в этой жизни им не суждено быть физически вместе. «Какая странная инкарнация…» – говорила не верящая ни в бога, ни в черта Катерина. Она все же не могла оставаться в вакууме и приняла для себя свою собственную «систему святых», смешав в ней буддизм, индуизм и основы физико-химии.

Катя действительно была права, как бог, когда решила, что им с Дашей нельзя «заниматься любовью» (какое же идиотское словосочетание!), потому что это не сделает их взаимную любовь сильнее, но заметно ослабит обеих. Они тонули во взаимной доверительной нежности, объединяющей два сердца в единое целое. Тщательно берегли свою невидимую общность от вездесущего внимания «семьи». Грелись этой общностью, становились сильнее, обретая в ней смысл.