Наталия Кина - Черновик

– Прости-и-и.

– Ладно. Тогда все обошлось. Она ведь тоже не дура, – ответила Эва. – А вот тебе не мешало бы думать начинать, прежде чем что-то делать.

Эва еще много наставлений дала, прежде чем за Гариной пришли.

Открыв по сигналу домофона, Эва вдруг вовсе зверем посмотрела на тупую Каринкину одноклассницу и с затаенной болью буквально прорычала:

– Если бы за мной так мама…

Сегодня женщина (вовсе не старая, а скорее очень усталая) выглядела немногим лучше, чем вчера поздно вечером, но была все так же вежлива, и именно этот стиль общения Эва для себя именовала «интеллигентным», хотя далеко не до конца понимала смысл этого слова.

Надежда Вадимовна поздоровалась, тревожно посмотрела на дочь и только слегка сдвинула брови, когда та закричала:

– Зачем ты сюда пришла?! Чего ты бегаешь за мной, я сама… – Она осеклась, заметив недобрый Эвин взгляд, а та тихо пообещала, что еще слово в таком духе… Договаривать не пришлось, Таня сама для себя додумала самое страшное и сникла.

А Надежда Вадимовна извинилась за дочь и за вторжение, попросила передать Даше еще раз большое спасибо за сочувствие с содействием и увела уже окончательно скисшую Таньку. Карина тоже смылась, при этом постоянно повторяя: «Блин, я опаздываю!», порываясь звонить Лете и тут же передумывая это делать.

Оставшись одна, Эва постояла у окна, глядя на обеих Гариных, телепающихся к своей многоэтажке. Издалека они были очень похожи – мать и дочь. Копия чуть побольше, копия чуть поменьше.

Свою собственную родительницу Эва помнила смутно – темные волосы и очень острые, словно буравчики, глаза, но при этом теплые руки, и даже один раз Эва спала у нее на кровати. Или ей это приснилось.

Год назад она добилась того, чтобы Даша свозила ее в монастырь. Если быть честной до конца, то до этого самого конца она не верила Даше, когда та говорила о матери как о бездумно бормочущей молитвы тени. Эва была уверена, что на самом деле все совершенно иначе и мама узнает ее, просто Дашка всех вокруг запугала, но вместе они справятся.

Мать не только Эву не узнала, она просто не замечала ее.

Высокая, но при этом сгорбленная от постоянных поклонов женщина в бесформенном черном одеянии беззвучно перебирала губами и мутным, мертвым взглядом смотрела сквозь Эву, сквозь Дашу, сквозь весь этот бренный мир. Она не отвечала, не реагировала на Эвино «мама», лишь продолжала бубнить неразборчивым речитативом.

На обратном пути Даша, не говоря ни слова, свернула на кладбище, где отвела Эву к памятнику из полированного черного камня с выгравированным именем, фамилией и фотографией довольно интересного темноволосого мужчины.

– Нашей с Кариной внешности больше от него досталось, а твоей – от матери, хотя сейчас уже не разобрать, но раньше, очень давно, они выглядели так. – Она протянула Эве старое фото, где красивая, очень юная девушка стояла в обнимку с молодым человеком. На фото она была огненно-рыжей, улыбчивой и явно влюбленной до самой глубины зеленых глаз, а он был взрослым, сильным и чуть насмешливым. – Когда ремонт делали, строители откопали где-то в квартире, – пояснила Даша. – Я решила для вас оставить, но удивительно: Карине оно не нужно, а тебя до странного глубоко волнует. Настолько сильно, что я даже не решилась тогда тебе это фото отдать.

Самое страшное, что у Эвы тоже было фото из прошлого, найденное так же при ремонте, и его она как раз от Даши скрыла. На нем сидела в школьном классе примерная девочка лет десяти, имеющая в лице большое сходство с Кариной. На обороте явно очень старательно было выведено красным фломастером: «Я очень люблю вас, мама и папа. Очень по вам скучаю. Приезжайте за мной поскорее. Ваша Даша».

Это фото у Эвы хранилось, как смерть Кащеева в утке, яйце и прочих магических штуках, чтобы, не дай боже, не явиться однажды на свет. Интуитивно Эва понимала, что оно произвело бы на Дашу очень сильное впечатление, но испытывать его не хотела, а выбросить, уничтожить не могла: рука не поднималась. Слишком чистый был у той девочки взгляд и такой пронзительно старательный почерк.

Что же случилось потом и откуда в ней поселился тот монстр, о котором все негласно знали, но делали вид, что его нет?

Почему мама с папой так с ними поступили?

Эти вопросы мучали Эву и не давали покоя. А теперь еще эти Гарины явились!

Эва достала из кармана смартфон и набрала Графа.

– Ну что? – спросила, едва услышав его ответ. – Ты узнал что-нибудь про Сомова? Что…

– С передозом он в больнице, – ответила трубка. – Але? А что тебя удивляет?

– Слишком вовремя, – произнесла Эва вслух, уже отключив соединение и заслышав царапанье ключа в дверном замке.

Даша проснулась от негромкого стука в дверь. Секунду позже оказалось, что стучали в косяк, а дверь давно открыта, и больше того – на пороге стоит коллега с двумя кружками кофе, одна из которых украшена лаконичной надписью «Даша».

– Я услышал легкий храп, – усмехнулся Леонов, поставил перед Дашей ее кружку и сел в «кресло для гостей».

Она хмыкнула, потерла пальцами виски и с благодарностью взялась за кофе.

– Спасибо, друг.

– Вижу, ваша вылазка за город удалась, – с легкой завистью отметил Леонов. Он, в отличие от компании коллег, на лыжах не ходил и прочим спортивным полуэкстримом не увлекался. Он был средненьким юристом и вряд ли так долго продержался бы в компании, не будь отличным «офисным» – кем-то вроде добродушного домового, психолога «для своих», подушки для поплакать или помять и многое-многое другое.

– Нельзя пожаловаться, – ответила Даша. – Мокачино?

– Новую капсулу загрузил, специально для такого случая приберег. – Леонов развел руками. – И вот свершилось.

Она негромко рассмеялась, вскользь глянула на часы, на оставшиеся для проверки бумаги – рабочий день окончен, а это добро можно взять домой.

– Говори, – милостиво разрешила услужливому коллеге. – Только руку и сердце не предлагать, а душа давно продана.

– Про руку жаль, – как-то очень искренне вздохнул Леонов. – Если б не ты, мы стали бы идеальной парой, но давай не будем о грустном. Я вообще о бомжах хотел спросить.

Даша чуть не подавилась. Действительно – веселенькая тема!

– Таким извращенным способом меня еще не пытались утопить в кружке кофе, – когда опасность миновала, произнесла Даша. – Осталось выяснить, какая связь между мной и этим слоем общества…

– Зришь в корень. – Леонов стал абсолютно серьезен. – Именно о связи я и хотел. Твои же связи меня просто поражают иногда своим разнообразием.

– Продолжай, – кивнула Даша. Она уже поняла, к чему клонит коллега, а времени, необходимого ему для разгона, ей хватит для сочинения правдоподобной версии отказа.