Надежда Лиманская - Бездна смотрит на тебя

Саломея немного подождав, вышла из кабинета. Третий посетитель почему-то не дождался. Кресла были пусты. Она прошла вдоль коридора. Дверь чуть приоткрыта.

— … Это относительно теории… Многие симптомы психологических отклонений, — читал очередную лекцию Князев, — и мы знаем их имена. Депрессия, тревога, переедание и недоедание. А также, наркомания, навязчивые мысли, чувство вины, стыда, проблемы в браке. Всё это нарушение наших внутренних барьеров. — Подошёл, распахнул дверь. Заметил Саломею, кивнул в ответ.

— Подожди меня! — Вернулся к слушателям. — Или, если хотите, можно и так выразиться, нарушение межлистностных барьеров…

Саломея заварила чай. Расставила чашки. Наконец, в дверях появился учитель. Чуть хмурясь, произнёс:

— С минуты на минуты должен подойти один наш коллега. Представитель другой школы. Поговорим?

— Моё присутствие так уж необходимо?

Не успела спросить, — в дверях появились двое. Один из них энергично пожал руку Александру Васильевичу.

— Варфоломей! — Небрежно кивнул Саломее. Услышав редкое имя, усмехнулась про себя. Мужчины были одного возраста, — лет тридцати. Стильно одеты. И очень разные. Второй гость молча стоял в дверях. Равнодушный взгляд его скользил по стенам кабинета, лицо выражало какую-то патологическую усталость. В обоих мужчинах Саломея заметила едва уловимое сходство.

— Мой брат! Николай! — кивнул в сторону двери. — Я звонил вам по поводу…

Александр Васильевич представил Саломею. «Брат» вежливо кивнул ей, демонстративно игнорируя хозяина кабинета.

— Опять же, — привёл окончательный довод Князев, — употребление алкоголя, как все мы знаем, равносильно кастрации! — словно беседуя только с Варфоломеем, закончил небольшой, как всегда, вступительный монолог.

— И это его не остановит! — сокрушённо покачал головой Варфоломей. — Я не прав? — обратился к брату.

— Я всё понял! Но о чём речь, Варя? — Насмешливо заметил тот. — Да! Я — бабник! Верно! Думал, «этим» меня напугать? А вы знаете хотя бы одного художника и не бабника? На кой ляд ты привёл меня! — Дёрнулся, подался вперёд, артистично поправил полу элегантного пиджака. — Спору нет, в последнее время терплю фиаско! Тем не менее, глупо всё это! — Указательным пальцем, сделав воздушное кольцо, взял в него собеседников.

— Какие видения преследовали вас во время последнего приступа…, — наконец, отозвалась Саломея. Немного замялась, неожиданно почувствовав лёгкое волнение Николая.

— Во время белой горячки? — уточнил «брат».

Это было последнее, что он произнёс игриво и самонадеянно. Вначале Николай потёр вспотевшие ладони. Опустил голову, вскинул её и, глядя в глаза женщине, будто винясь, признаваясь в чём-то постыдном, стал рассказывать. Ярко. Так художник — живописец пишет картины. У Саломеи пробежала дрожь по спине. В конце голос его охрип.

Выслушав, Князев одобрительно кивнул. Варфоломей недоумённо взглянул на женщину. Снова взглянув, уже с интересом, развернул кресло в её сторону. Давно не видел брата таким растерянным, напуганным.

— Всё, что вы рассказали, — не бред! Известно, что при употреблении алкоголя и наркотиков, душа отделяется от тела. И, что не изучено до конца, — возможно и, правда, вы видели сущностей ада — змей, чертей, всякую нечисть. В Священном писании сказано: святой дух — всюду! Вокруг нас. Вероятно, представители этих самых сил зла, — тоже рядом. — Саломея откинула голову. — Там было темно?

— Темно?! — неожиданно выкрикнул, — черно! Не знаю, как там, в аду, — но, ужас! Тебя несёт в эту темноту, чернь, пропасть. Бездонную…, — нервно потёр руки.

— Вы мучились, потому и были в, так называемом, состоянии грешника…

— Подозреваю, — перебил, — состояние праведника — блаженство? Рай?

— Это состояние, Николай, поверь, тоже рядом, как и та, бездонная, чёрная пропасть!

— Всё зависит от тебя самого! Вот от этого! — отозвался с удовольствием Варфоломей, слегка постучал согнутой пятернёй по лбу.

Рай и ад. Варфоломей и Князев немного поспорили, отстаивая постулаты своей школы. Своё направление. И всё же! Рай и ад! Что это? Игра человеческого ума, воображения? Только и всего? Или…

— …Будда, — в очередной раз спокойно возразил Князев, глядя на молодого коллегу, — видел не девять, а шестьсот восходящих слоёв…

К чаю никто не притронулся. Поглощённые беседой, мужчины едва кивнули ей на прощание. «Вот и глаза засветились!» — отметила, взглянув в лицо Николаю. Ещё раз обернулась на всю компанию и вышла.

Сумерки. Вечернее небо столицы залито светом. Красно-багровый шар солнца уходит за горизонт. Небо не желает остывать. Расцвеченное всеми оттенками красного, — по-прежнему, пылает, как днём. Редкие перистые облака на багровом, зловещем фоне, дают слабую надежду, — перемены прогноза. На завтра. Крошечную, совсем хрупкую передышку, — глоток прохлады, дождь.

Саломея подняла голову. Лёгкие облака, — нелепые мазки серой краски в какофонии густого цвета, причудливо делят небо на мелкие фрагменты, — ступени в небо, — жаркие, заходящие красно-пурпурные остатки дня. Ступени в небо. «Шестьсот слоёв. Восходящих слоёв». Сердце вдруг бешено заколотилось. Быстро села в машину. Такого с ней ещё не происходило. Не успела закрыть дверцу, как увидела яркий свет в конце коридора. Только что, любуясь панорамой закатного дня, неожиданно оказалась в конце коридора. Свет. Он был знакомым. Невероятно быстро, её несло всё выше сквозь серебристо — белый свет, затем голубой, синий. Легко. Такого не было ни разу. Островерхие крыши католических соборов. Странное небольшое помещение в одном из них. Чёрные атласные капюшоны склонены. Начало церемонии. Она вглядывается вперёд. Пытается разобрать слова. Слышит лишь:

— Amen, amen! Ite, missa est!(1).

Внезапно, из подсознания. Имя. Фи — ли — пп. Мэтр. Мэтр Филипп. Слова превращаются в звуки, растворяясь далеко, в голубоватой дымке вздымающихся горных вершин. Альпы.

— Deo gratias! (2) — Звучит тихий грудной голос.

Более звонкий вставляет, дробит на части имя. Мэтр Филипп.

Слышится другой голос. Тусклый. Плоский. Не разобрать. Словно граница, делит сумерки. Голос вздымает вверх, эхом бьётся о каменные утёсы, — затем, неумолимо продолжая путь, опускается, отскакивая где-то рядом. Берёзы. Голые ветки на ветру под свинцовым небом. Они шепчут: «Убийца!». Странные голоса бормочут: «Ничтожная ненависть, ничтожная любовь!».

Она пытается что-то разобрать ещё. Напрасно. С усилием разомкнулись тяжёлые веки. Глаза открылись. Где-то была вода. Нащупала пластиковую бутылку. Глотнула. Немного посидела, пытаясь понять причину нового состояния, заглянуть в себя. Что это? Какое событие и что именно так резко переключило её, изменило скорости?