Александр Костенко - Колье Барбары

— Ну и как? Заглянули? — без интереса спросила я, и так зная наперёд всё, что произошло в этом несчастном кишлаке после того, как там прогулялись ребята из «Каскада».

— Прошлись гребёнкой, как учили. Я лично двоих завалил, — хвастливо заявил Суходольский. — Вот этими самыми руками! — от его слов мне сразу, не знаю почему, стало тошно. — Вообще-то, супротив нашего спецназа, — не унимался Суходольский, — все они там сявки голозадые. Даже выстрела ни одного сделать не успели.

— А вы?

— А что мы? Помнишь, как в старом анекдоте? Чапаев спрашивает Петьку: ты красную кнопку трогал? Нет, отвечает, это Анка нажимала. Эх, Анка, Анка. Ну пошли, Петька. — Куда? — спрашивает. — Как куда? Америку с карты стирать! Ха. Так что, Ростова, гордись. Вот у тебя какой друг есть, — Суходольский гордо стукнул кулаком себя в грудь, — сполна отомстил за поруганную честь товарища по оружию. Все они там кровью умылись!

— Заткнись, — разозлилась я, — сразу вспомнив, сколько в этом кишлаке было детей, — и, знаешь что? Пошёл вон отсюда! Видеть тебя не хочу!

— Ну ты чего? — опешил Суходольский, — ну прости, я понимаю, нервы и всё такое, но я совсем не то хотел сказать.

— А сказал именно это, и потому, я повторять больше не буду. Пошёл вон!

Едва за обиженным Суходольским закрылась дверь, я встала и уселась за стол, взяла огрызок карандаша, лист бумаги и стала размышлять. Как это ни странно, но глупая и жестокая выходка моего напарника мгновенно привела меня в чувство.

Итак. Что мы имеем на сегодняшний день? Как это не прискорбно сознавать, но почти ничего. Потрачено столько сил и средств, а воз, как говорится, и ныне там. Может быть, генерал был прав и я не там ищу? И в самом деле, чего я присосалась, как пиявка, к этой истории с колье? Ведь, если верить документам, оно пропало из семьи Радзивиллов аж в 1691 году. А клад спрятали в 1812-ом. Ну какая тут может быть связь? Никакой. Всё же 121 год прошёл. Шесть поколений сменилось. Да по сути об этом колье за столько времени должны были забыть уже все! Но, тем не менее, Базиль перед смертью начертил на песке: «Колье Барбары». Ни больше, ни меньше. Этот факт неоспорим. И никуда от него не денешься. Возможно ли, что Базиль имел в виду что-то другое? Маловероятно. А раз речь идёт именно об этом колье, то по логике оно должно каким-то образом указывать на место, где эконом спрятал сокровища. Как рабочую версию, это вполне можно допустить. А тогда это значит, как я раньше и предполагала, что колье Барбары и есть ключ к кладу Радзивиллов. Само колье утеряно или, по крайней мере, пока нам не доступно. Можно, конечно, попробовать каким-то образом использовать для поиска клада его изображение на портрете Эльжбеты? Но как? Не представляю. Ладно. Что нам ещё известно об этом украшении? Мы с большой долей вероятности выяснили, что это колье вовсе не Барбары, а Эльжбеты. А что нам это даёт? Пока ничего. Так, идём дальше. Мы знаем, как выглядит сие колье. И даже можем в любое время, если возникнет такое желание, полюбоваться его изображением в Пушкинском музее. А это что нам даёт? Опять ничего. Ну, хорошо, — думала я, — даже если предположить, что мы всё же найдём эту драгоценную безделушку, а дальше-то что? Куда её приложить? К чему? Стоп. А что вообще имел в виду Базиль? Само колье или его изображение? Так. — от волнения я даже перестала грызть карандаш. — Это уже горячее. Чем изображение может отличаться от оригинала? Ведь на портрете княгини Эльжбеты, как я сама убедилась, оно прорисовано очень тщательно, до мельчайших подробностей. И этот портрет много лет спокойно провисел в замке. То есть постоянно был доступен для обозрения всем, включая прислугу и даже гостей замка. Значит? Правильно. Все, кто видел портрет, видели только лицевую сторону колье. А вот что скрывается на обратной стороне украшения, мог знать только тот, кто держал в руках оригинал! И, как это не прискорбно, чтобы разобраться во всём, нам придётся искать само колье. Изображение на портрете ценно только тем, что, когда колье попадёт к нам в руки, а я не сомневалась, что разыщу его, то мы будем точно знать, что это именно оно. Но информации о нём пока всё равно очень мало. Базиль мёртв, у него уже ничего не спросишь. Томка пропала, хотя она, наверняка, тоже не в курсах. Это полный и окончательный тупик, — я швырнула огрызок карандаша на стол и обхватила голову руками. — Думай, Ростова, думай! Нужно сделать первый шаг, всегда в таких случаях говорил начальник нашей заставы. Первый шаг. Но куда, в какую сторону? Итак. Кто ещё, кроме Радзивиллов, Базиля, Томки и неизвестных нам бандитов, засветился в этой истории? Правда, ещё в этой истории, возможно, как-то замешаны НКВД и СМЕРШ. Нет, подожди, Ростова, — осадила я сама себя. — В самом деле, примешивать сюда эти почтенные организации только на основании ничем не обоснованного вывода о их причастности к этому делу только потому, что в планшетке убитого в подземелье майора НКВД мною была обнаружена записка с незаконченной фразой «колье Бар…» и адресом в Ленинграде? Жидковато. Похоже на гадание на кофейной гуще. Да и если честно, фактик так себе. Прямо скажем, совсем неубедительный.

Правда, на этом адресе мы с Суходольским побывали, и милейшая питерская старушка «кинула» нам, как говорят на границе, следок, а он в свою очередь вывел-таки нас на утраченный, казалось, навсегда, оригинал портрета Эльжбеты с изображением колье. А что в результате? Результат как раз известен и печален. Я валяюсь вторую неделю в госпитале и не знаю, что делать дальше. А вот погибшего майора, напротив, этот след каким-то образом привёл в подземелье Несвижского замка. Что он там искал? И успел ли он побеседовать со всезнающей, в то время ещё молодой и наверняка весьма привлекательной жительницей квартиры на Невском проспекте? Скорее всего, не успел. На мой вопрос, интересовался ли кто до нас этим колье, она уверенно ответила, что нет. А память у таких старых музейных сотрудников въедливая. Навряд ли она могла напутать что-либо или забыть. Тогда вообще всё проще. В этом случае, майор скорее всего искал в подземелье вовсе не наше колье и вообще не имел никакого отношения к поиску сокровищ Радзивиллов, как я себе уже тут сразу напридумывала, а участвовал в рядовой боевой операции по зачистке города Несвижа и его окрестностей от остаточных групп немцев. И гибель его тогда получается не более, чем роковое совпадение? А причём тогда здесь эта записка? А что записка? Вполне возможно, что майор просто интересовался историей, вот кто-то и подсказал ему адрес сотрудницы музея. Он и черканул для памяти адресок на первой попавшейся под руку бумажке. Вот и всё, Ростова, от твоей версии за три минуты камня на камне не осталось! И тем не менее, отступать, пока Томка у похитителей, никак нельзя. Колье — это козырь. Кто владеет им, тот и диктует условия игры. Это же — азбука! Итак, ставим боевую задачу: колье должно быть найдено и точка. А дальше? — червячок пессимизма продолжал высасывать из меня энтузиазм. — А дальше посмотрим, — не поддалась я на провокацию. — Во всяком случае, пока я отдыхаю в госпитале, можно не терять времени зря, а заняться решением самого главного вопроса: куда всё же делось это злополучное колье? А когда я найду ответ на этот вопрос, то и все части головоломки легко и просто сложатся в единую картинку. В этом я была уверена. Итак. Мы знаем, что колье пропало. И произошло это событие ещё в конце семнадцатого века. Значит, восстановить картину того, что происходило в доме Радзивиллов в этот период времени, мы можем старым и уже не раз проверенным способом, которым всегда пользуются и с большим успехом учёные всего мира. Нужны первоисточники, как говорил Ленин. То есть архивные документы. А документы эти, ну те самые, которые я начала читать в ту ночь, когда на нас с Рудовичем покушались, так и остались на даче у его учительницы по истории. Галины Николаевны, кажется. Вот с них и неплохо было бы начать. Нужно срочно позвонить Рудовичу, пусть свяжется со своей учительницей и предупредит, что за документами подъедет Суходольский. Если, конечно, Рудович сам не сможет. Но для начала нужно утрясти этот пустячный вопросик с нашим генералом, — при этой мысли я поёжилась, представляя, сколько всего доброго и хорошего скажет мне начальник, едва я заикнусь о Белоруссии. Но другого выхода все равно не было. Глаза, как известно, боятся, а руки делают.