Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Мунин вынес вердикт:

– Викинг! Хотя в вашем случае, учитывая многие нюансы, лучше сказать – русь.

– Понятное дело, вопросов нет, – сказал Одинцов. – Но каким тогда боком вас ко мне пристегнули?

– Может, всё-таки тебя к нам? – Ева вернула ему смартфон, и Одинцов пробурчал:

– Друзей твоих надо тряхнуть… которые люди в белых халатах…

– Не успеем, – сказал Мунин, и Ева подтвердила:

– Далеко. Наша лаборатория и клиника в Хьюстоне, штат Техас. А мы завтра летим в Израиль. У тебя же есть ответ оттуда? Там всё рядом. Сходишь в клинику и попросишь объяснений.

– Завтра, завтра… – пробурчал Одинцов. – Штерн, конечно, спит?

– Спит, – сказала Ева. – Нам тоже пора, день тяжёлый будет. Мне тебя ждать, родственник?

Одинцов взглянул в её смеющиеся глаза, и семь вздохов для принятия решения ему не понадобились.

Штерн был призван к ответу перед ранним завтраком, но не рассказал ничего внятного про генетический анализ.

– Мистер Вейнтрауб посвящал меня далеко не во все свои дела, – твердил он, и Одинцову пришлось отступить…

…а Штерн объявил троице, что в Израиле их будут встречать; посетовал на то, что не сможет проводить гостей лично, и куда-то умчался.

За завтраком Жюстина, поднаторевшая в официальных церемониях, произнесла патетичную напутственную речь. Правда, она быстро сменила тон и уже по-человечески призналась, как трудно начинать работу Фонда с похорон и противостояния с Лайтингером. Сказала, что ей будет очень не хватать поддержки трёх друзей, но…

– Вам предстоит решить намного более важную и сложную задачу. Учредитель Фонда был уверен в вашем успехе. Я тоже уверена. Для успеха у вас есть всё. Только – простите за такое сравнение! – у пассажиров «Титаника» тоже было всё. Головокружительные планы, деньги, слава… здоровье, в конце концов. Им не хватило одного: удачи. Я очень желаю вам удачи, друзья мои. Если от меня понадобится любая помощь, обращайтесь без колебаний.

«Роллс-ройс» миновал полицейские кордоны на выезде с виллы и в считаные минуты домчал путешественников к аэропорту Майами. Приехать надо было загодя: единственный прямой рейс в Израиль выполняла израильская авиакомпания «Эль-Аль», и агенты собственной службы безопасности компании перед регистрацией беседовали с каждым пассажиром. На это уходило много времени.

– У них всегда так, – сказал Одинцов. – Называется интервью. На любом рейсе. Зато с шестьдесят восьмого года израильский самолёт ни разу не угоняли. Работают супер, приятно посмотреть. Самая безопасная компания в мире… Сервис у них, правда, паршивый, – добавил он, – как и вообще сервис в Израиле, но безопасность на высоте.

– Ты с ними уже летал? – спросила Ева и, когда Одинцов угукнул, помянув свои путешествия с Вараксой, сказала: – Смотри, не проболтайся. У них в базе не может быть Майкельсона. Ты никогда не был в Израиле!

Одинцов снова восхитился сообразительностью Евы, хотя для профессионала её предупреждение было лишним. Зато Мунину не мешало напомнить, что он – не знаменитый историк, а Конрад Майкельсон, простой парнишка с Карибских островов, и путешествует в компании отца с его подругой. Ева тоже летела с новым паспортом.

Лентами на столбиках израильтяне отгородили в зоне регистрации площадку, где за миниатюрными высокими трибунами агенты «Эль-Аль» в строгих костюмах разговаривали с пассажирами – один на один.

– Держимся свободно, идём все вместе, – тихо скомандовал Одинцов, первым пересёк линию ограждения и уже в голос обратился к молодому агенту: – Здравствуйте! Мы вместе летим. Мы семья.

– Но это ещё не точно, – подхватывая игру, с томной улыбкой сказала Ева. – Не торопи события, Карл!

Агент устоял под её взглядом с поволокой. Выражение его лица оставалось бесстрастным, пока он просматривал паспорта Федерации Сент-Киттс и сличал фотографии с владельцами.

– Что с вашей рукой, мистер Майкельсон? – спросил агент.

Раны на Одинцове заживали, как на собаке. Врач перед выездом разрешил оставить только тугую повязку, но Одинцов рассудил, что рука на перевязи образу не помешает, а на вопрос ответил, как и коронеру:

– Неудачно искупался.

– Потому что мы в Штатах, а не дома, – вступил Мунин. – Там была табличка, что купаться нельзя.

Одинцов мысленно похвалил историка за находчивость и по-отечески ласково сказал:

– Конни, сынок, постарайся хотя бы две недели не расстраивать папу.

Щёки Мунина мгновенно залились краской. Сынком его ещё никто никогда не называл. Впрочем, румянец выглядел органично: агент «Эль-Аль», по всей видимости, списал его на внутрисемейные сложности и продолжил расспрашивать.

– Вы уже бывали в Израиле?.. У вас там есть родственники, друзья?.. Вы летите к кому-то в гости?.. Где вы собираетесь остановиться?

– Мы туристы. – Одинцов назвал отель, забронированный Штерном. – Хотим посмотреть Иерусалим, крепость Акко… ну, и другие святые места. На Мёртвое море съездим.

– Мы хотим сделать тест ДНК, – сказала Ева, ласково погладила Одинцова по плечу и прибавила: – Проверим генетику, пройдём обследование и уже тогда решим, семья мы или нет.

Одинцов покосился на неё.

– Спасибо, милая, – сказал он. – Не думаю, что это интересно кому-то, кроме нас.

– Вы сами собирали свои чемоданы?.. В багаже нет чужих вещей, посылок?.. Вас никто не просил что-нибудь передать в Израиле?

Всё тем же ровным тоном агент задал ещё несколько простых вопросов, получил простые ответы и пропустил троицу к стойке регистрации. Оттуда они отправились на паспортный контроль. По пути Одинцов уже вслух похвалил своих спутников.

– Милая, ты была неотразима… Конрад Карлович – молодец. Держался как надо. Оценка «отлично».

– А зачем он про чемоданы спрашивал? – поинтересовался Мунин.

– Чтобы ты бомбу на борт случайно не пронёс, – ответила Ева, и Одинцов добавил:

– Вообще их учат спрашивать о чём угодно. Хоть о погоде, хоть о счёте футбольного матча. Они ведь не только ответы слушают, но и на реакцию смотрят. Им важно – как ты отвечаешь. Волнуешься или нет. Смотрят, знаешь ли ты ещё кого-то из пассажиров, не пытаешься ли это скрыть… Психология! Там нюансов много.

Общение пассажиров с агентом «Эль-Аль» заметно удлинило предполётную процедуру: из-за этого и пришлось выехать раньше. Оставшееся время троица провела, как в любом другом аэропорту. Перекус в ресторанчике, переход к зоне вылета… По пути в магазине duty free были куплены вино и виски – чтобы у евреев по магазинам не бегать, объяснил Одинцов.

Бизнес-класс «Боинга» порадовал непривычным для Одинцова комфортом, зато Мунин с видом знатока протянул:

– Да-а… Не первый класс.

Ева с Одинцовым сдержали смех и не стали напоминать историку, что на самолётах он летал пока всего два раза в жизни: самым простецким эконом-классом из Петербурга в Лондон – и оттуда в Майами, когда Вейнтрауб расщедрился на первый класс. Троице предстояло провести в воздухе двенадцать часов, поэтому повышенный комфорт был не лишним.