Иван Погонин - Хищники [сборник]

— Ну не хочешь, не говори. Я мочу свою сведущим людям на анализ сдал, они и без тебя всё узнают. Да и девка твоя рыжая похлипче тебя оказалась, поёт, что курский соловей, снисхождения присяжных заслуживает. Потом, часы мои у тебя в комнате нашли. Совсем ты страх потеряла, такую улику дома держишь! — внезапно к Кунцевичу вернулся голос и последнюю фразу он прокричал на весь кабинет. — Короче. — голос опять пропал. — Сейчас я один потерпевший и только мне решать, ехать тебе на Сахалин или нет. Если ты мне всё рассказываешь, то я про ночь сегодняшнюю забываю. Коли молчишь — лично в Кронштадт еду и поднимаю все дела об обнаружении мёртвых тел и по жалобам иностранных подданных на твой притон. Ну?

— Не найдёшь ты никаких мёртвых тел, барин. Да и ты, если бы не врал про «Лондон», горлом бы сейчас не маялся. Людей обирала, да, но смертоубийства на душу не брала.

Организовано всё было до примитивности просто: в злачных местах города некий Миша заводил знакомства с иностранцами, намётанным глазом определял, имеются ли при них крупные суммы, и, найдя потенциальную жертву, осторожно выяснял, скоро ли новый приятель собирается восвояси. Если англичанин, швед или француз заявлял, что его пароход уходит в порт приписки в ближайшее время, Михаил его спаивал, и когда заморского гостя начинало тянуть к дамскому полу, брался провести в самое наилучшее заведение. Участвовавший в деле извозчик вёз пьяную жертву в «Порт Артур» кружным путём, и как только иностранец переступал порог заведения, Миша исчезал. В притоне у иноземного гостя исподволь узнавали место временного жительства, затем угощали отравленным виски (скупых — за счёт заведения). Гость терял сознание, карманы его подвергались самой тщательной ревизии, после чего тот же извозчик отвозил бедолагу в гостиницу, заявляя, что подобрал седока на улице вдрызг пьяным. Узнав, и записав номер жестянки извозчика и его фамилию, Мечислав Николаевич не торопясь налил чай в две чашки, одну из которых протянул задержанной.

— И кто же это всё придумал?

— Так… — бандерша на миг опустила глаза, а потом решительно заявила — Мишка, Мишка этот.

— Где же вы с ним познакомились?

— Известно где — у меня. Он у меня в постоянных клиентах с самого открытия. Сдружились, вот он такой гешефт и предложил.

Кунцевич недоверчива покачал головой:

— А меня почему решили обобрать? Я же сам пришёл, не с Мишей.

— А с вами ошибка вышла. Мишка накануне обещал крупного карася из «Лондона» привести, говорил, мол, прилетела в этом году первая ласточка. А тут вы заходите, по приметам похожи, говорите, что из «Лондона». Вот мы вас и опоили. Карманы проверять стали, и свисток полицейский на связке ключей обнаружили. И Мишка, когда явился и на вас поглядел, сказал, что не тот вы человек… Ну, Лукьян, извозчик мой, вас к складам и свёз…

— Значит, всё-таки хотели заморозить, — сказал вслух коллежский секретарь, обозвав себя в душе идиотом.

Могилевская вжала голову в плечи.

— Эх, а я, пожалуй, своё слово нарушу, привлеку всю вашу тёплую компанию к законной ответственности! — заявил сыщик.

Притонодержательница опешила:

— Как же так, ваше высокоблагородие?! Уговор дороже денег!

— Уговор? А о чём у нас был уговор, не помнишь? Ты мне правду обещала рассказать, а рассказала только половину, а то и четверть правды.

— Всё, всё как на духу сообщила, Адонаем, Богом Израилевым клянусь! — Могилевская молитвенно сложила руки.

— Ну зачем, зачем такой грех на себя берёшь! Я же тебя к присяге приводить не собирался. Я и без присяги на твою откровенность надеялся.

— Вы чём, ваше благородие?

— Не понимаешь? Что ж, изволь, объясню. Твоим промыслом без ведома полиции заниматься никак нельзя. Один ограбленный гость уедет, никому ничего не сказав, второй, третий, пятый, а десятый непременно в полицию сообщит, особенно если вы у него много утащите. А найти твой притон при желании никакого труда не составит, даже если гость не вспомнит, какой дорогой туда ехал — его просто надобно будет повозить по всем притонам и показать проституток, он или дом вспомнит, или интерьер, или блядь, которая его отравой напоила. Ну что, будешь откровенна? Или ты разницы между житьём в Сибири и в столице не различаешь?

Бандерша опустила глаза:

— Я разницу между Сибирью и могилой различаю.

— Боишься? И правильно делаешь. Только от того, скажешь ты мне правду, или нет, ничего не поменяется. О нашем визите в твой притон уже кому-надо сообщили, и этот кто-надо ни за что тебе не поверит, коли ты ему скажешь, что здесь молчала. Тем более, ты уже один раз проговорилась. Серикову, которого схоронили не так давно.

Он ещё не до конца успел произнести фразу, как понял, что сделал что-то не то. Могилевская поднялась со стула и решительно заявила:

— Вот что, ваше благородие, коли вы слову своему не хозяин, прикажите отвести в камеру, всё равно, я вам более ничего не скажу.

— Ни одной жалобы или объявления [28] об ограблении в этом «Порт Артуре» в кронштадтской полиции нет, вот официальный ответ полицмейстера — Филиппов положил перед Кунцевичем лист бумаги, — возбудить дело по вашему заявлению может только кронштадтский следователь, но его превосходительство запретил передавать ему дознание до тех пор, пока мы не найдём иных потерпевших.

— Почему? — удивился коллежский секретарь.

— Потому, что ваш визит в притон разврата в этом случае интерпретировать можно как угодно — поди докажи, что вы туда пришли по службе, а не по зову плоти. А местная полиция, коли она ко всему этому причастна, постарается изобразить это именно в таком свете. Да и всех задержанных нам вместе с дознанием придётся передать в кронштадтскую тюрьму, то есть они будут целиком во власти тамошних полицейских. А уж последние их в два счёта убедят поменять показания. И получится, что господин Кунцевич потащился в весёлый дом, там напился допьяна, за каким-то лешим ушёл оттуда и чуть не замёрз под забором. Ещё и жалобу на вас напишут о запрещённых приёмах дознания!

— А мои часы, найденные у бандерши?

— Мечислав Николаевич, что вы как ребёнок! Она скажет, что они были забыты вами в номере девицы и взяты ею к себе для пущей сохранности.

— Что же, выходит, их всех надобно отпустить?

Филиппов покусал ус:

— Ну, недельку мы их у себя подержать сможем, тем более, что лёд на заливе совсем слабым стал и сегодня движением по нему запретили. Но если за неделю ничего нового не добудете, придётся всех отпустить, да ещё и с извинениями. Ну, давать вам неделю, или сразу отпускать? Вы как себя чувствуете, служить можете?

— Могу-с. Давайте неделю.

— Ну смотрите, смотрите.

«Первый человек, который захотел бороться со льдом, был кронштадтский купец Бритнев… Как известно, Кронштадт отрезан от сухого пути водою. Летом сообщение поддерживается на пароходах, зимою на санях, но в распутицу, когда нет пути по льду, а пароходы уже прекратили движение, бывали большие затруднения по перевозке грузов и пассажиров. Бритнев попробовал — нельзя ли пароходом ломать лёд. Он в 1864 г. у парохода "Пайлот" срезал носовую часть, чтобы она могла взбегать на лёд и обламывать его. Этот маленький пароходик сделал то, что казалось невозможным: он расширил время навигации осенью и зимой на несколько недель…