Иван Погонин - Хищники [сборник]

В 1889 году Ораниенбаумское товарищество построило в Мотало (Швеция) винтовой ледорезный пароход, который наименовало «Луною». Осенью того же года пароход начал борьбу со льдами между Кронштадтом и Ораниенбаумом…»

Макаров С. «Ермак» во льдах». Санкт-Петербург, 1901 г.

Винтовой ледорезный пароход «Луна» возил пассажиров либо на верхней палубе, либо в каюте второго класса. Мечислав Николаевич, поёжившись только от одной мыли о путешествии на открытом воздухе, уплатил 75 копеек и, очутившись в тепле каюты, сразу же потребовал себе чаю с коньяком. Однако, матрос нёс чай так долго, что коллежский секретарь ко времени прибытия в порт Кронштадта не осилил и половины стакана — всё путешествие длилось не более двадцати минут.

За время его непродолжительного отсутствия на острове, в кронштадтской полиции появилось несколько нововведений. У дверей участка дежурил городовой, не пускавший туда посетителей без осмотра их видов на жительство и расспросов о цели визита. Чиновник для поручений понаблюдав издали за действиями служителя правопорядка, решил в участок не соваться, зашёл в расположенное напротив трактирное заведение, выбрал столик у окна, попросил чайную пару, сразу же рассчитался, и не снимая шубы, а только расстегнув её, не спеша стал прихлёбывать едва тёплый, отдающий веником напиток.

Бестемьянов вышел из участка в час дня, и, засунув руки в карманы шинели заторопился вниз по улице. Мечислав Николаевич стремительно поднялся и, застёгивая на ходу шубу, поспешил вслед за полицейским, но подошёл к нему, лишь когда помощник пристава свернул на Большую Екатерининскую. Подойдя к Бестемьянову, Кунцевич сообразил, что не помнит его имени и отчества. Пришлось обратиться по должности:

— Господин помощник пристава!

Полицейский обернулся. В отличие от давешней их встречи, помощник пристава на сей раз бывшему начальнику не обрадовался. Увидав Кунцевича, он оглянулся по сторонам и пробормотал:

— Здравия желаю, господин Кунцевич, чем могу служить?

— Да ничем! Просто встретил знакомца и решил поздороваться!

— А не слишком ли часто мы в последнее время встречаемся, Мечислав Николаевич? Нам со вчерашнего дня приватные встречи с чинами сыскной полиции строго-на-строго запрещены. А мне разъяснено особенно, как бывшему сыскному надзирателю. Очень обиделся господин полицмейстер, что вы его о своём налёте на «Порт Артур» не предупредили. Поэтому, прошу, если какие вопросы по службе, обращаться непосредственно в участок, к господину приставу, ну а уж коли он мне поручит вам содействие оказать, тогда — всей душой.

Кунцевич внимательно посмотрел на бывшего сыщика:

— Бестемьянов, вы же прекрасно понимаете, что я этого дела так не брошу. А когда я его до конца доведу, многие головы полетят. Мне бы не хотелось, чтобы в их числе была и ваша. Давайте так условимся: коли мне всё удастся, получите здесь место пристава, коли нет — возьму вас к себе, на старший оклад, в центральный район. Как вам такие условия?

Помощник пристава колебался недолго:

— Я живу на углу Екатерининской и Бочарной, во флигеле, во втором этаже, квартира 3. Приходите туда через полчаса, только идите не за мной, а по Северному бульвару. Вы щи любите?

— Конечно приходили! — Помощник пристава ловко опрокинул рюмку, съел две ложки дымящихся щей, и продолжил, — я самолично с двоими беседовал, когда был дежурным по участку.

— Жалобы регистрировали по настольному?

— Одну точно нет, потому как я потерпевшего писать жалобу отговорил, а второго я к Набатову препроводил, как предписано.

Из рассказа Бестемьянова следовало, что потерпевшим из «Порт Артура», добравшимся до полиции, там никакой реальной помощи получать не удавалось: во-первых, жертва не могла назвать ни адреса заведения, ни примет обобравших его лиц, их надобно было искать, а какому полицейскому хочется заниматься лишней работой? Во-вторых, потерпевший в ближайшее время должен был покинуть пределы Российской Империи, в связи с чем проведение с ним следственных действий представлялось затруднительным. Вот и начинали служители закона отговаривать обобранного от подачи жалобы. Кроме убедительных доводов о бесперспективности розысков, добавляли другие весомые аргументы.

— Это что же получается, — задавал потерпевшему резонный вопрос дежурный помощник пристава, — они вас сначала ограбили, а потом на извозчике в гостиницу отвезли? О здоровье вашем выходит беспокоились? Эдакие воры-филантропы? Да и деньги при вас остались, вы же сами утверждаете, что утром обнаружили в бумажнике семь рублей пятьдесят три копейки. Поверьте моему опыту, если бы вас и вправду обнесли, вы бы не только этих семи рублей не увидели бы, вы бы и самого бумажника лишились!

Чин полиции был столь убедителен, что обобранный сначала начинал сомневаться в том, что в отношении него было совершено преступление, а затем приходил к заключению, что действительно прокутил деньги в каком-нибудь заведении.

Если же пострадавший всё-таки проявлял настойчивость, его отправляли к околоточному надзирателю Набатову. Этот полицейский своего околотка не имел, так как по личному распоряжению полицмейстера заведовал в Кронштадте внештатной сыскной частью.

Кунцевич задумался. Помощник пристава думать бывшему начальнику не мешал — он проворно разлил водку по рюмкам, ловко опрокинул свою и стал доедать щи.

Коллежский секретарь поднял рюмку, повертел её в руке, выпил и начал размышлять вслух:

— Если жалобщик был настойчив, от него непременно отобрали бы формальное заявление — хотя бы для того, чтобы показать видимость работы, да и без регистрации по настольному реестру такое заявление не оставили бы — вдруг потерпевший, выйдя из полиции, пойдёт к прокурору. Однако, полицмейстер ответил нам, что жалоб на ограбления в «Порт Артуре» не имелось. Какой из этого делаем вывод?

Бестемьянов усмехнулся:

— Вывод очевиден.

— Да-с, вывод очевиден.

Оба полицейских служебную лямку тянули давно, и знали не понаслышке, как можно сокрыть преступление от учёта. Дело в том, что в настольном реестре, в котором регистрировались заявления, излагалось только краткое их содержание. Чин полиции, желающий скрыть преступление, вместо записи о том, что у господина Х. в неустановленном месте неустановленным лицом похищена известная сумма денег, указывал, что имярек сообщил о пропаже у него денег при неизвестных обстоятельствах. А статья 253 Устава уголовного судопроизводства, в том случае, когда признаки преступления или проступка были сомнительными, прямо предписывала прежде чем сообщить о происшествии чинам судебного ведомства, сначала удостовериться через дознание: действительно ли происшествие то случилось и точно ли в нем заключается признаки преступления или проступка. Естественно, что дознание в этом случае таковых признаков не находило, а, наоборот, убедительно доказывало, что потерпевший добровольно расстался с деньгами в питейном или ином увеселительном заведении. А чтобы прокурорский надзор не смог проверить правильность сделанных чином полиции выводов, материал дознания (состоявший из одного заявления потерпевшего) прокурору на проверку не отправлялся, а уничтожался путём сожжения в печи полицейского управления. В реестре же, в графе «отметка об окончательном исполнении» делалась запись: «дознание направлено в такой-то участок, такой-то части». На профессиональном жаргоне это называлось «отправить материал на Луну».