Иван Погонин - Хищники [сборник]

Далее, из представленных официальных справок и свидетельских показаний выяснилось, что Шарафов с давних пор обременён крупными долгами и имел никаких средств, кроме получаемого по службе содержания. Во время пребывания его в московской полиции сумма предъявленных к нему по исполнительным листам претензий составляла 26427 руб., и часть этих взысканий оставалась не погашенной. Несмотря, однако, на неблагоприятное имущественное положение, Шарафов вскоре после своего назначения на должность полицмейстера стал жить на широкую ногу, участвовать в кутежах, вести крупную игру в карты и вообще производить такие траты, которые не соответствовали его расстроенным делам.

Прокурор судебной палаты, усмотрев, что Шарафов навлекает на себя подозрение в совершении многочисленных преступлений по службе, обратился к кронштадтскому военному губернатору с просьбой распорядиться производством предварительного следствия по его делу, а равно и временным устранением Шарафова от должности полицмейстера [68].

Ознакомясь с сообщёнными ему данными, вице-адмирал Макаров со своей стороны потребовал с Шарафова объяснений, а затем уведомил прокурора, что, по его мнению, предъявленные против Шарафова обвинения недостаточны и основаны лишь на доносах неблагонамеренных людей. Вместе с тем вице-адмирал Макаров признал необходимым учредить особую комиссию для проверки действий Шарафова, возложив председательство в этой комиссии на капитана первого ранга Кирсанова и назначить членами в неё коллежского советника Бернгарда и почётного гражданина Карпова. По ознакомлении с результатами произведённой комиссией проверки, военный губернатор пришёл к убеждению в неосновательности взводимых на Шарафова обвинений, а потому и не признал возможным удовлетворить требование прокурорского надзора о возбуждении против полицмейстера уголовного преследования.

Однако, прокурор судебной палаты, имея в виду, что вице-адмирал Макаров ограничился учреждением комиссии для расследования действий Шарафова в административном порядке [69], и имея в виду, что, по полученным сведениям, Шарафов принимает меры, направленные к сокрытию следов совершенных им преступлений, просил обер-прокурора первого департамента Правительствующего Сената предложить о возникшем по делу о Шарафове разномыслии на разрешение Сената.

Рассмотрев собранные прокурорским надзором данные и признав назначение административного расследования о действиях Шарафова неправильными, Правительствующий Сенат 22-го декабря 1903 года определил: предписать произвести предварительно следствие по обвинению Шарафова в растрате вверенных ему по службе сумм, в вымогательства взяток, в лихоимстве, превышении власти и подлогах по службе, устранив вместе с тем Шарафова от занимаемой им должности».

Началось предварительное следствие, длившееся более года.

7-го мая 1905 года, бывший кронштадтский полицмейстер полковник Шарафов Особым присутствием Санкт-Петербургской судебной палаты с участием сословных представителей был приговорён к лишению всех особых прав и преимуществ, к исключению из военного ведомства, и к отдаче в исправительные арестантские отделения сроком на 2 года. Помимо того особое присутствие определило взыскать с него 2300 рублей в пользу приказа общественного призрения. Приговор этот по вступлении его в законную силу, подлежал представлению на благоусмотрение Его Императорского Величества. До этого момента осуждённый, согласно определению Палаты, был временно оставлен на свободе под поручительство в 2000 рублей. Государь помиловал полковника, вернул ему чины и ордена. Шарафов отправился на Дальний восток, где вскоре геройски погиб за Веру, Царя и Отечество.

В апреле 1904 года Кунцевич получил титулярного, а в октябре по ходатайству Филиппова был переведён на высший разряд по содержанию, что хоть как-то компенсировало потери от иссякшего ручейка контрабандных дел, к Рождеству царь-батюшка пожаловал ему первый орден. Но в Центральный район города Мечислава Николаевича так и не назначили.

По мотивам повести бывшего начальника СПб сыскной полиции А.Ф. Чулицкого «Хищница» и по материалам уголовного дела, возбуждённого по факту убийства бывшего начальника этой же полиции Л.А. Шереметевского.

Утро на окраине Петербургской стороны ничем не отличается от утра в какой-нибудь среднерусской деревне. Ещё и шести нет, а здешние обыватели уже проснулись. Слышится стук ведра о брёвна колодезного сруба, из каждой второй избы раздаётся мычанье коров и блеянье овец.

В одном из домов хлопнула калитка и на улицу с метлой в руках вышел дворник — крестьянин Нижегородской губернии Минин, крещёный в честь великого однофамильца Кузьмой. Он зевнул, достал из кармана кисет, свернул «козью ножку», чиркнул серником и выпустил в морозный воздух клуб пахучего махорочного дыма. К нему, виляя хвостиком, подбежала маленькая жёлто-белая дворовая собачонка. Дворник склонился над ней, желая погладить. Но поднятая для ласки рука застыла в воздухе: Кузьма увидел, что собака держит в зубах маленькую детскую ручку.

— А ну-кась, Жучка, покаж, что это у тебя? — Минин одной рукой схватил собаку за шею, а другой вытащил у неё из пасти руку. Внимательно осмотрев находку, дворник покачал головой, снял шапку и перекрестился.

— Собрали тело полностью, все части на месте, и головка налицо — докладывал сыскной надзиратель Гаврилов, семеня рядом с Кунцевичем. Тротуара на улице не предполагалось, пешеходам приходилось передвигаться по узкой стёжке вдоль обочины. Для того, чтобы держаться рядом с начальством, коллежский регистратор вынужден был месить ногами ноздреватый почерневший мартовский снег. Мечислав Николаевич мысленно поблагодарил сожительницу, заставившую надеть на ботинки калоши — без них ноги давно бы промокли.

— Местных-то никого на сносях не было? — спросил титулярный советник.

— Трое, всех осмотрел, все при своём, — доложил надзиратель.

— Это как же ты их осматривал?

— Щупал.

— В глаз не получил?

— Нет. Бабёнки ничего, даже довольные, а мужиков ихних дома нет — работают.

— Стало быть пришлая…

Увидев господина в ватном пальто с бобровым воротником, дворник поклонился.

— Ну, что, не доглядел? — Кунцевич уставился на Минина вытаращив глаза и шевеля усами.

— Виноват, ваше высокоблагородие, виноват! — Кузьма стал во фрунт.

— Дрых небось всю ночь, вместо того, чтобы у ворот дежурить?

— Дык мы не дежурим по ночам-то, не заведено у нас энто, одни мы в дому-то существуем, коли ночь не спать, то и работать будем неспособны, — лепетал дворник.