Иван Погонин - Хищники [сборник]

— Если он актёр, то я разговорить его не смогу.

— Ничего, ничего, я найду специалистов, — капитан потирал руки, — через пару часов от его актёрства и следа не будет.

— Я не исключаю того, что после этой беседы он сознается. Но и тогда я не перестану быть убежденным в том, что он невиновен. Нельзя поговорить с вашим агентом?

— Нет, нет, это исключено.

— Тогда поговорите с ним вы. И прошу, до разговора не применяйте к Карнаве усиленного дознания.

— Я немедленно с ним встречусь, — капитан поклонился. Кунцевич поднялся, поклонился в ответ и ушёл, чувствуя спиной пристальный взгляд Неволина.

Не спать две ночи подряд в сорок лет крайне тяжело. Организм так настойчиво требовал отдыха, что Мечислав Николаевич, предполагая посидеть — отдохнуть минут 10–15 уснул, едва опустившись в кресло. Но выспаться опять не удалось — в половине третьего ночи в дверь стали настойчиво стучать. «Если это Агриппина, то впору прыгать в окно» — подумал Кунцевич, и спросил:

— Кто там?

— Мечислав Николаевич, откройте, это Неволин. У меня новости. Плохие.

Труп невзрачного тщедушного человечка нашли в пятистах саженях от крепости, в лесу. Убитый лежал на повороте дороги. Место, где был обнаружен труп, чётко указывало на то, что убийцы не стремились скрыть содеянное. Причиной смерти послужило пулевое ранение в голову. Впрочем, труп Мечислав Николаевич увидел уже в больнице — участковый явился к нему уже после того, как осмотр места происшествия был закончен.

Они вышли на крыльцо больницы.

— Это он был моим накатчиком — сказал Неволин, закуривая папиросу.

— Кто его обнаружил? — спросил титулярный советник. Солнце уже вышло из-за гор, в воздухе начинала появляться духота, заболела голова.

— Ломовик, вёз свиную тушу и увидел.

— А кем был убитый?

— Это некто Марава, служил учителем в начальном училище. До конца мая был одним из самых активных революционеров. Но потом я застал его наедине с одной из учениц, и отнюдь не в тот момент, когда он помогал ей делать уроки. С тех пор он стал самым лучшим моим осведомителем в революционной среде. Его агентская служба не оставляла желать ничего лучшего. Именно он сообщил, что среди убийц Леонида Алексеевича был фельдшер…

Кунцевич на несколько минут задумался, а потом сказал:

— Я думаю, дело было так: бунтовщики воспользовались нашим дознанием, чтобы выявить полицейского агента. Они сообщили нескольким подозреваемым в доносительстве в качестве имени убийцы имена абсолютно непричастных к делу обывателей, причём каждому — разное, а потом стали ждать кого мы арестуем. Мы арестовали Карнаву и они убили того, кто думал, что Карнава убийца.

— Сволочи! — участковый отшвырнул окурок, — я сейчас подниму казаков и арестую всех господ большевиков.

— А как же наместник?

— К чёрту наместника!

— Ну хорошо, сейчас вы их арестуете, а дальше что, пытать их станете?

— А хоть бы и пытать!

— Я думаю, толку от этого будет мало, а вот неприятностей вы не оберётесь. И со службы погонят, и следом за Леонидом Алексеевиче можете отправиться.

Участковый сник:

— А что же делать прикажете? Сложа руки сидеть?

— Ну почему же. Работать, искать, словом своё дело делать. Понимаете, сначала надо узнать, кого бить, а потом уже начинать процесс, а не наоборот. Во всяком случае, Шереметевский меня именно так учил.

— И что конкретно вы предлагаете?

— Сейчас я предлагаю идти лечь спать. И лично я буду спать по крайней мере до полудня. А потом мы с вами прогуляемся по пляжу и поделиться теми идеями, которые нам придут на свежую голову. Согласны?

Капитан кивнул.

Однако побеседовать после завтрака не получилось, — едва участковый сделал первый глоток кофе, как со стороны моря донёсся пароходный гудок.

— А вот и судебная власть прибыла! — сказал капитан, ставя чашку на стол. — Вы со мной?

— Я пойду на пристань, но не в вашей компании.

— Хорошо-с. Доедайте, не спешите, до того момента, как нога господина следователя ступить на гагринскую землю пройдёт не менее получаса. Я же прямо сейчас должен явиться на пристань, чтобы подать господину Курдюмову руку.

Пристань представляла собой несколько деревянный мостков, уходивших в море саженей на пятнадцать. Встречающих пароход столпилась так много, что мостки стали качаться. Следователь — юркий, малорослый татарин в форменном мундире, игнорировав протянутую капитаном руку, вскочил на пристань, но из-за качки не удержался на ногах и рухнул навзничь. Его кинулось поднимать человек десять — капитан, урядник, несколько стражников и какой-то брюнет туземного вида из встречающих. Курдюмов вскочил, и чуть не бегом двинулся к берегу. Тем временем из фелюги вылез ещё один судейский — русак с петлицами не имеющего чина. В руках он держал большой кожаный саквояж. Этот двигался предельно аккуратно и медленно, потому очутился на берегу, когда его начальник уже во всю распекал встречавших:

— Сколько арестованных есть?

— Никак нет, ваше высокородие! — капитан, хоть и был старше вновь прибывшего на два чина, но вытянулся во фрунт.

— Пащему? Вы не знаете свои бунтовщики?

— Знаю, ваше высокородие, но улик нет…

— Улыки будут, это я вам обещаю! Всех арестовать, всех до единой душа! С наместник я договорился.

— Слушаюсь! — рявкнул капитан.

— Берсенев, вы где ест? — коллежский секретарь искал письмоводителя глазами, а когда нашёл, приказал — Берсенев, готовь постановлений, немедленно!

— Подготовлю, подготовлю, Магомед Гиреевич. Мне бы только стол и стул.

— Прошу следовать за мной! — сделал приглашающий жест капитан.

Понаблюдав за удалявшейся в сторону крепости процессией, Кунцевич покачал головой.

Мечислав Николаевич поднялся на свой третий этаж, зашёл в номер и хотел было пойти принять ванну, но в дверь постучали.

— Входите! — с неудовольствием разрешил титулярный советник.

Дверь распахнулась и перед ним предстал… давешний шулер.

— Позвольте, Мечислав Николаевич?

— Прошу… — сказал Кунцевич несколько удивлённо, — чем обязан?

— Перво-наперво разрешите представиться, господин титулярный советник, я — Роман Иванович Заблоцкий, более известный в определённых кругах как Ромка-штосс. В ответном представлении не нуждаюсь, потому как ваша личность мне доподлинно известно.

— Вот как! И откуда, позвольте поинтересоваться?

— Всякий уважающий себя фартовый должен знать в лицо языков [79] родной сыскной полиции. Я вас сразу срисовал.

— Земляк значит. Ну а для чего явились, скажете?

— Конечно скажу. Пришёл просить вас не высылать меня из здешнего райского уголка.

— И денег, наверное, принесли?