Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Патефон исчез, — буркнул Опалин совершенно нелогично, морща лоб.

— Какой патефон?

— Да в комнате, где их нашли убитыми, патефон раньше стоял. А когда я туда пришел вчера, он исчез. Сонька их отвлекла, музыку поставила. Вот они и не услышали ничего. Да еще туман… А когда бандиты уходили, патефон с собой унесли. Мне вчера показалось, что в комнате чего-то не хватает, но я был на взводе, и мне было не до мелочей…

Селиванов насупился.

— Ваня, мы сейчас о тебе говорим, а не о том, как бандиты наших сделали. Ты слышал, что я тебе сказал? Не ищи Стрелка, он тебе не по зубам. Наберись терпения и жди. Им занимаются, приметы его везде разосланы, рано или поздно… Ведь было уже не раз! Сколько веревочке ни виться…

— Ага, а пока его не поймают, меня на подозрении держать будут, — кивнул Опалин, и его глаза потемнели. — А если он за границу сбежит? Не могу я сложа руки сидеть.

— А что ты можешь сделать? Бегать по Москве и кричать: "Подайте мне Стрелка!"? Ты пойми: Рязанов все делал как надо. Все контакты отработал, осведомителей занял…

— Это все не то, — отмахнулся Ваня упрямо. — Нужно что-то новое… Другое что-то.

— И что же?

— Не знаю. Думаю. Враги у него есть?

— У Стрелка? Конечно.

— Надо их привлечь.

— А смысл? Если ты о родных жертв, они ничем тебе помочь не могут. Люди как люди, кроме ненависти, у них нет ничего. Или ты об уголовниках? Эти с нами сотрудничать не станут — никогда. У них закон.

— Нет у них никаких законов, — огрызнулся Опалин.

— Есть. Ваня, не заносись. Ты наделаешь глупостей, а разгребать кто будет?

— Задержать Стрелка — глупость?

— Ты его не задержишь. Он попался только раз, и то по ошибке. Ваня, я уже говорил тебе: выбрось эту мысль из головы.

— Стрелок не один, у него люди, а теперь еще и Сонька. Чем больше людей, тем больше связей. Близкие, знакомые, перекупщики, проститутки, да мало ли кто. Надо просто нащупать ту нить, которая к нему приведет.

— Угу. А чтобы ее нащупать, нужно время — и много чего еще. Ваня, какого черта? Эту работу и целая группа сделает не сразу. А ты хочешь всех обскакать, потому что…

— Потому что должен, — оборвал его Опалин. — Потому что это мое дело, черт возьми!

Селиванов вздохнул. Он и в относительно здоровом состоянии чувствовал себя не в силах бороться с упрямством друга, а сейчас тем более. Упрямство, впрочем, проявлялось у Ивана нечасто и только в тех делах, которые он считал принципиальными, но зато тогда оно было колоссальным — и приводило в отчаяние окружающих, которые пытались втолковать Опалину, что ничего хорошего из его отношения не выйдет.

— Это не твое дело, — все же сказал больной, хоть и не надеялся достучаться до товарища. — Тебе никто его не поручал. Ты хочешь отомстить за ребят и заткнуть рот Бруно — да, это хорошо, но в нашем деле, Ваня, надо крепко стоять на земле. Очень крепко! А тебя, извини, заносит. И это плохо, потому что ошибки в нашей работе… сам знаешь, чего они могут стоить. Ну как еще я могу втолковать тебе, что ты не должен этим заниматься? — вырвалось у него.

"Еще как должен", — подумал упрямый Опалин, но поглядел на товарища, на его розовые щеки и осунувшееся лицо, и почувствовал, что пора остановиться. Вася, может быть, по-своему прав, только вот Опалин твердо знал, что он прав тоже, а раз так — позиция других людей его мало трогала. Точнее, не трогала совсем. Так уж он был устроен.

— Свинья я, — сказал он. — Ничего тебе не принес.

— Да ладно, — Селиванов махнул своей исхудавшей рукой, на которой выделялись синие вены. — Меня и так хорошо кормят…

В палате потемнело, Опалин бросил взгляд в окно и увидел, что снаружи идет плотный снег. Он деловито падал хлопьями, совершенно отвесно, и в какое-то мгновение стало казаться, что все стало совсем бело — как во вчерашнем тумане. Появилась медсестра, неслышным шагом подошла к выключателю, зажгла свет, убедилась, что на вверенном ей участке все в порядке, и удалилась так же незаметно.

— Ты ведь не отступишься, — неожиданно сказал Селиванов, когда они с Опалиным вяло обсуждали какую-то повесть из журнала.

— Конечно, нет. Кто у него враги? Он же убивал своих так же легко, как чужих. Быть такого не может, чтобы никто не желал с ним поквитаться.

Больной вздохнул, почесал щеку.

— Ну… Сеня Царь, говорят, с ним что-то не поделил [83] О Сене Царе см. роман "Ласточкино гнездо". .

Опалин резко мотнул головой.

— Мимо. Дальше…

— А из крупных я больше никого не припомню. Знаешь что? Найди-ка ты Дымовицкого, он за ним гонялся. Он сейчас из угрозыска ушел, но наши должны знать, где его найти. Поговори с ним. Дымовицкий — мужик толковый, может, он тебе что подскажет.

— Спасибо, Вася, — искренне сказал Опалин, поднимаясь с места. — Я — честное слово — все понимаю, ты зря думаешь, что я просто так уперся… Если я пойму, что ничего сделать не могу, — отступлюсь. Куда я денусь…

— Ты, главное, на рожон не лезь, — попросил его Селиванов. — Хорошо?

Опалин пообещал, что будет осторожен и осмотрителен (два качества, которые давались ему с трудом), и, попрощавшись с больным, ушел.

На следующее утро Опалин, пробудившись, почувствовал неприятную пустоту, словно из-под жизни его выбили опору и все его существование из-за этого как-то перекособочилось. Ему не нужно было идти на работу, потому что он был отстранен — но до зарезу требовалось выяснить, где живет Дымовицкий, который мог подсказать что-нибудь ценное, а чтобы найти его, следовало все-таки нанести визит в Большой Гнездниковский и узнать у коллег, где он живет.

Коммунальная квартира была полна обычной суетой: две соседки ругались из-за белья, которое одна из них повесила сушить на веревку, протянутую поперек коридора, кто-то хотел поскорее попасть в туалет, который был занят другим. Идя мимо соседской двери, Опалин услышал, как рассерженный отец семейства распекает дочь за то, что она потеряла калошу. Потом с кухни прибежала взволнованная соседка и стала жаловаться, что у нее барахлит примус. Она говорила, обращаясь преимущественно к Опалину, и сыпала словами со скоростью пулемета. Наконец, не выдержав, он буркнул: "Я не чиню примусы" и, улучив момент, скрылся в ванной. Соседки, только что ругавшиеся из-за белья, переглянулись и засмеялись.

— Зря стараешься, Татка, не выйдет у тебя ничего, — обратилась одна из них к хозяйке барахлящего примуса. — Ну не ндравишься ты ему!

— Чего ты мелешь? — вскинулась Татка. — Беда у меня!

— То у тя примус барахлит, то занавески снять надо, а еще мебель передвинуть, — хихикнула вторая соседка, блестя глазами. — Ой, Татка, Татка!

— Чего Татка? — фальшиво горячилась собеседница. — Без примуса я что делать буду?