Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Ну, Степана чинить позовешь, — хмыкнул проходивший мимо старый сосед. — Братца своего. Нешто откажет? Он же примусами на рынке торгует, все о них знает…

В ванной до Опалина донесся из коридора неясный гул голосов, а за ним взрыв смеха, и молодой человек невольно поморщился, чистя зубы. Он давно уже понял, что Татка имеет на него виды, но сам-то он видов на нее не имел, и ловкость, с которой она выдумывала предлоги, чтобы сократить дистанцию между ними, раздражала его. Он не любил задних мыслей, нечестности и извилистых путей, предпочитая в жизни прямоту и надежность. То, что в отношениях они могут быть не всегда уместны, даже не приходило ему в голову.

Он провел рукой по щеке и подумал, что сегодня можно не бриться. Потрогал губу, которая почти зажила, и стал размышлять, не отпустить ли ему усы. Из зеркала на него смотрел серьезный брюнет с крупноватыми чертами лица, губастый и симпатичный. Возле виска пролегал широкий рубец, о происхождении которого Опалин вспоминать не любил. Но тут Татка стала ломиться в ванную, крича, что ей позарез туда нужно, и Иван сбежал.

Он позавтракал в столовой. Оладьи были так хороши, что он задержался и взял вторую порцию. Свободный человек, черт возьми; никто его нигде не ждет. Кроме, может быть, его судьбы.

Трясясь в трамвае, который вез его в Большой Гнездниковский, Опалин дышал на стекло и думал, что делать и как вообще вести себя, когда он столкнется с кем-нибудь из своих. Мысли об этом были обрывочны и внушали ему смутное желание поскорее от них отделаться. Но в здании угрозыска, едва миновав дежурного, Опалин сразу же нарвался на Петровича.

— А! Ваня! — сердечно вскричал Петрович, как будто не было неприятного разговора в гостиной Сонькиного дома в Одиноком переулке. — А я уж звонить тебе хотел. Слушай, тут дело есть для тебя…

— Меня возвращают на работу? — встрепенулся Иван.

Логинов посерьезнел.

— Нет. Пока нет. То есть, — он прокашлялся, — в полном, так сказать, объеме… еще нет. Но ты нам нужен. В общем, кому заняться этим делом, как не тебе…

Он завел Опалина в кабинет, где они сидели, и объяснил, что есть заявление по факту гибели под трамваем гражданки Евлаховой Галины Аристарховны. Родители ее сомневаются в том, что это был несчастный случай, так что…

— Ну вот, и для тебя нашлась работенка, — объявил Логинов жизнерадостно.

— Это что, та самая, из-за кого я в ту ночь опоздал?

— Она.

— Так я же свидетелем был. Разве я могу…

В кабинет вошел Келлер, увидел Опалина, стал желт, как лимон, погонял по скулам желваки и ретировался.

— Можешь, — подтвердил Петрович, сделав вид, что не заметил немца, как и того, что, уходя, Бруно хлопнул дверью громче обычного, — ты — незаинтересованное лицо. Ты же не знал ее?

— Нет, конечно! — нервно вскрикнул Опалин. — Слушай, где я могу Дымовицкого найти?

Петрович, который залез в ящик стола, чтобы передать собеседнику имеющиеся бумаги, застыл на месте.

— А зачем он тебе?

— Посоветоваться. Я слышал, он Стрелка ловил.

— Он уже не наш, — сказал Логинов решительно, вкладывая в эту короткую фразу какой-то особенный смысл, словно отсекающий Дымовицкого от их среды.

— Какая разница? Мне только поговорить.

Петрович поглядел на его нетерпеливое лицо, вздохнул, оторвал полоску бумаги от газеты и нацарапал на ней адрес.

— Вот… Держи.

— Спасибо, — поблагодарил Опалин, прочитав адрес. — Это Верхние торговые ряды, что ли?

— Угу, — Логинов кашлянул. — Ты на кремации будешь?

Кремация была в некотором роде идеей фикс тогдашней власти, поссорившейся с церковью и наступающей на все, чем церковь занималась ранее, включая то, что относилось к области смерти. Кремация против традиционного погребения — с привлечением всех средств пропаганды, от популярных брошюрок до стишков продажных куплетистов в "Вечерней Москве"; но успехи, прямо скажем, были не слишком выдающиеся — хотя бы по той причине, что на всю страну имелось лишь несколько крематориев. Кроме того, кремация порождала порой двусмысленные ситуации, как, например, с Лениным, которого нельзя было хоронить по-христиански и в то же время было неудобно сжигать с точки зрения политической. Разумеется, в тот миг Опалин не размышлял обо всех этих тонкостях. Он был молод, полон жизни, и его инстинктивно отталкивало все, что слишком навязчиво напоминало о смерти. Он не любил кладбища, похороны, траурные одежды и надгробные речи. Логинов увидел, как вытянулось его лицо, и угадал ответ до того, как он был произнесен.

— Я не… Ты же сам поручил мне… Я лучше пойду…

Он взял из рук Петровича тоненькую папку, в которой находились все материалы дела, и шагнул к двери.

— Постой, — сказал Логинов ему вслед. Опалин нехотя остановился и обернулся. — Отец этой девушки в Моссовете работает. Будь с ним вежлив и… Ну и вообще.

— Девушки? — машинально переспросил Иван.

— Ей семнадцать было.

Он вспомнил улицу, утопающую в тумане, встречный трамвай, ползущий по рельсам, платок на голове вагоновожатой, месиво под колесами, и в ушах его вновь зазвучал слабый вскрик:

— А-ах!

Последнее, что она произнесла в жизни.

— Постой, — начал Опалин, — почему ее родители считают, что это не несчастный случай? У них есть причины?

— Не знаю. Поговори с ними.

… Он открыл было рот, чтобы сказать, что собирается вообще-то ловить Стрелка и ему серьезно мешает это дело, которое зачем-то свалили на него. Ясно же, что ситуация безнадежная. Вечер, туман, он сам был на месте происшествия и пытался найти свидетелей — и что? Никого же не нашел. Сам сидел в вагоне и ни черта не видел, а вагоновожатая…

— Ты с вагоновожатой говорил? — спросил Опалин.

— Нет.

Иван смотрел на собеседника исподлобья — и сам не заметил, как совершенно по-детски начал дуться. Ему не нравилось дело, которое выпрыгнуло из недавнего прошлого и рухнуло на него без предупреждения. Он нутром чуял, что из расследования ничего не выйдет, и более того — что от него вообще ничего не ждут, что ему дали поручение для галочки, для успокоения несчастных родителей, один из которых к тому же занимает высокий пост. Внутренне Опалин бунтовал. Но он не имел права отказываться, и Петрович знал это.

— Если они хотят свалить все на вагоновожатую и испортить ей жизнь, — проговорил Иван, вздернув подбородок и неприятно напирая на каждое слово, — я им не помощник.

— Ваня, не пыли, — устало попросил Логинов. — Выясни все для начала. Мало ли какая там ситуация… Может, у девушки враги были. Или у ее папаши…

— Да туман был, туман, — неожиданно разозлился Опалин, — и вечер! Зазевалась и попала под колеса, обычное дело…

— А если нет? — спросил Петрович.

В кабинет без стука вошел Валя Назаров, по привычке наклонив голову. Заметив Опалина, агент приблизился к нему и протянул руку, которую Иван пожал, чувствуя, как его заполняет благодарность. Потому что Назаров даже не колебался, подойти к нему сейчас или нет. А кое-кто из тех, кого Иван видел сегодня в здании, колебался, а еще кто-то и вовсе делал вид, что не заметил его.