Жозе Душ Сантуш - Последняя тайна

— Ступала, так точно!

— Ах, сыночка! Как же тебе повезло! Какая удача!

Голос матери изменился до неузнаваемости. Не осталось в нем ни недавнего беспокойства, ни извечной тоски. Наоборот, он стал полон энтузиазма и задора!

— Вы правы, мама. Это очень интересный край.

— Интересный? — возмущению не было предела. — Ты же на родине нашего Господа, Иисуса Христа, сынок! Это Его Земля, Святая! Слушай, а ты уже прошел Крестным путем, где эти… ну, кровопивцы эти мучили Иисуса нашего? А у Гроба Господня, где его, бедняжку, распяли, был?

— Собираюсь туда завтра… или после…

— Да-да! Когда пойдешь к Гробу Господню, поставь там свечечку за меня! Поставишь? Не забывай, сынок, что Иисус принял мученическую смерть во имя нашего спасения! Мы должны Ему каждый возносить хвалу за это, слышишь?! Он умер ради нас всех! Он теперь там, наверху, по правую руку от Господа нашего Вседержителя… Смотрит за нами, бдит денно и нощно…

— Ваша правда, мама. Я… я обязательно поставлю свечку за Вас.

— Поставь одну за меня, вторую за отца своего, а третью уж за себя, сынок, — мама торопилась успеть выдать все рекомендации, пока не забыла. — Не забывай, любимый мой, что ты тоже христианин! Никогда не забывай! У тебя тоже есть право на спасение!

— Не волнуйтесь, мама! Обязательно поставлю три свечки!

Мама вздохнула в трубку с чувством глубокого удовлетворения — день, несомненно, удался, ибо было сделано еще одно доброе дело.

— Ну, вот и ладненько, сынок, — ее голос вдруг резко изменился, стал торопливым. — Ой, знаешь, тут как раз на службу зовут. Сбегаю-ка и я к церкви Святого Варфоломея. Доложу падре Висенте, куда тебя занесло. Ему будет радостно узнать, что ты сейчас на Святой Земле среди всех тамошних апостолов. Береги себя, Томаш! И не забудь о трех свечках у Гроба Господня. Иисус умер спасения нашего ради!

Профессор попрощался и отключил телефон, опустив его в карман пижамы. Все это недолгое время он старался не отставать от врача, державшего путь к отделению хирургии. Положив сотовый, он, однако, не перестал думать о только что закончившемся разговоре с матерью, о ее словах и об их истинном значении…

Мама была, безусловно, верующим человеком. Но что значит — быть верующим? Имеет ли смысл верить в Христа, когда мы уже столько правдивого узнали о биографии Иисуса и о трансформации его вероучения в нечто весьма отличное от изначального смысла его идей? Томаш всегда считал, что глупо верить во что бы то ни было, не обладая достаточными данными. Именно исследования, наука и знания должны вести к вере, а не подавление всякого сомнения, невежество и догматизм. Вера не должна быть слепой, должна зиждиться на информации, знании. Нет непреложных истин. Люди, религия которых не подкреплена достаточными знаниями о ней, являются, по его мнению, простофилями, суеверными простаками, способными принять на веру любой вздор. Только та вера чего-то стоит, если она основана на знании.

Тем не менее, историк отдавал себе отчет, что при определенных обстоятельствах вера может быть не основана ни на чем. В дружбе, например. Чтобы быть другом какого-то человека, надо просто верить в него, верить, что он достоин вашего доверия. Разумеется, во многих случаях эта вера подводит. Достаточно вспомнить случай с Валентиной. Он верил ей, не обладая к тому достаточным знанием, и случилось то, что случилось. Итальянка оказалась человеком «с двойным дном» и едва его не убила. Понятно, что сейчас она в тюрьме и заплатит сполна за совершенные преступления, — вопрос не в том; тут важно, что он ей доверился, уверовал, не обладая достаточными к тому данными, и получилось скверно. Но не стало ли это еще одним подтверждением тому, что вера без знания опасна?

Однако есть ли альтернатива? Неужели никому не верить, не получив достаточно информации о том, что данная личность достойна доверия? И как тогда быть с дружбой? Как заводить друзей? Подвергать каждого потенциального друга предварительному изучению? Давать ему анкету «кандидата в друзья»? Просвечивать его биографию, заглядывая во все темные углы? Это же полная чушь! Бывают в жизни ситуации, когда нужно просто верить, безо всяких предварительных данных. Они, конечно, могут быть получены позднее, но сначала — доверие, вера в то, что человек может быть другом. Последующая информация прольет затем свет на этот предмет, но во главе угла — вера. Валентина могла служить доказательством тому, что этот путь чреват ошибками, но, с другой стороны, Аркан дал основания думать по-иному. Не глава ли фонда, которому, впрочем, он никогда не доверял, оказался его спасителем?

Если такова ситуация в человеческих взаимоотношениях, почему бы ее, извините, не экстраполировать на сферу божественного и священного? Томаш признал, что людям необходимо верить во что-то трансцендентальное, метафизическое. Иисус вполне мог быть человеком, но в умах тех, кто верит в Христа, как мама, он, несомненно, — Бог. И что плохого в том, если эта вера всегда помогала матери справляться с жизненными проблемами и быть лучше как личность? Не слишком ли жестоко будет лишить Иисуса его божественного статуса? Жизнь полна неопределенностей, неясностей и постоянных контактов с неизведанным. Как часто мы вынуждены принимать решения…

— Профессор Норонья?

— …не располагая всей полнотой информации. И не являются ли, в конце концов, эти «прыжки в неведомое» одной из базовых характеристик нашего существования? Кстати, сколько же таких прыжочков мы вынуждены делать всего лишь в течение одного дня? И что…

— Профессор Норонья?!

Возглас прервал глубокие раздумия Томаша, ковылявшего по больнице в автоматическом режиме. Глаза его строго следили за белым халатом госпожи Кошет (так пес следует за своим хозяином), мозг же успешно решал две задачи одновременно: давал команды ногам и разбирался с хитросплетениями веры. Начав с незатейливого разговора с мамой, вышел на вселенскую проблему взаимоотношений между верой, в первую очередь наивной, и тем, что было «накопано» о личности Иисуса-человека.

— Да, слушаю?

— Мы уже пришли в отделение хирургии, — объяснила потревожившая его «философский сон» доктор Кошет, указав на две двери справа. — Господин Аркан здесь, в предоперационной.

Двери находились рядом, и их можно было открывать сразу обе, как в давних фильмах про «салуны» на Диком Западе. Пациент вошел в палату и увидел носилки на колесиках, установленные в середине помещения. Над ними высилась капельница, длинная тонкая трубка которой уходила куда-то под простыню. В углу предоперационной сидели два фельдшера и вполголоса разговаривали.

Томаш подошел поближе и увидел возвышавшееся над простынями лоснившееся лицо Арпада Аркана, оживившееся, как только он заметил посетителя.