Жозе Душ Сантуш - Последняя тайна

Госпожа инспектор Следственного комитета Италии откинулась на спинку дивана в знак полной капитуляции.

— Чего уж там… — прошептала Валентина, встряхнув головой, пытаясь как-то навести порядок внутри себя. — Но тогда на чем же зиждется христианство? Я не понимаю…

— Удивительно, но основу его не составляют ни само житие Христа, ни его учение, — продолжил Томаш. — Он был иудеем, жившим и проповедовавшим иудейский Закон. Какие-то позиции в нем незыблемы, другие поддаются разнообразным толкованиям, и одни евреи, более либеральные, интерпретируют их так, а другие, консервативные, — сяк. Вот фарисеи были консерваторами.

— А Иисус?

— И он был одним из них. Поэтому-то и вступил с ними в спор: кто правильнее толкует Закон. Фарисеи склонялись к букве, а Иисус уделял внимание еще и духу Закона. Это наиболее заметно в Нагорной проповеди, где он цитирует Закон, а потом рассказывает, что считает его духом. Например, люди не только не должны убивать, но даже сердиться не должны; обязаны не только не поддаваться прелюбодеянию, но даже простому желанию; и должны любить не только ближнего своего, но и врага своего. Иисус как бы вступал в состязание с другими евреями. Его не только буква Закона интересовала. Он с таким почитанием относился к иудейскому Закону, что желал исполнять даже то, что читал, скажем, между строк.

Валентина пребывала в раздумьях.

— Вот почему он никогда не сердился и жил очень аскетично.

Взгляд Томаша задержался на пару секунд на ее лице: стоит ли разочаровывать итальянку еще раз. Пожалуй, лучше выложить сразу всю правду до конца.

— Весьма сожалею, что приходится огорчать вас опять, но Иисус был кто угодно, только не аскет. У Матфея и у Луки есть фрагменты высказываний Иисуса, где он противопоставляет аскетичность Иоанна Крестителя своей собственной гибкости в данном вопросе. Вот у Матфея в 11:18–19 Иисус заявляет: «Пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам»! Понимаете, Иисус признается, что не прочь пропустить стаканчик, да и поесть горазд!

Валентина рассмеялась.

— Ничто человеческое и ему не чуждо!

— А еще есть намеки, что хотя он проповедовал, что не надо сердиться, но сам бывал весьма рассержен.

Улыбка вмиг исчезла с лица собеседницы.

— Да что вы? Никогда об этом не слышала!..

У Томаша уже была готова цитата из Библии.

— Вот стих в Евангелии от Марка 1:40–41: «Приходит к Нему прокаженный и, умоляя Его и падая пред Ним на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись».

— Не вижу здесь ничего, что указывало бы на то, что Иисус рассердился. Наоборот, проявил сострадание, — заметила итальянка.

— Видите ли, в этом переводе использовано одно греческое слово, появляющееся в большинстве переводов, а именно: splangnistheis, или же умилосердившись. Но есть и другие рукописи, где применяется слово orgistheis, или же рассердившись.

— Но заметьте, говорить, что Иисус рассердился, когда к нему пришел прокаженный и так далее по контексту, — более чем странно, а вот проявил милосердие — вполне к месту.

— Это так, — подтвердил ученый. — И в большинстве переводов употребляются варианты «милосердия». Дело в том, что « рассердившись » появляется в одном из самых древних манускриптов, дошедших до наших дней, — Codex Bezae [48] Codex Bezae — Кодекс Безы — одна из древнейших и главных рукописей Нового Завета, датируемая началом V века. , датируемый V веком. Не менее важно и то, что это же слово появляется в трех рукописях на латыни, переведенных с копий II века, а вот варианты «милосердия» возникают впервые в манускриптах конца IV века. При этих обстоятельствах какой вариант выглядит более неудобным для христиан?

— Думаю… их умы скорее смущало «рассердившись».

— Proclivi scriptioni praestat ardua, то есть более сложное чтение должно предпочитаться более простому, — напомнил он один из базовых принципов исторического анализа документов. — Представляется более правдоподобным, что переписчик-христианин заменит «рассердившись» на «умилосердившись», чем наоборот. И если копиист оставил «рассердившись», понятие более «неудобное», значит, вероятно, именно это слово и было изначально написано автором Евангелия от Марка. Абсолютной уверенности, разумеется, быть не может, но такое допущение подкрепляется также тем, что Матфей и Лука слово в слово скопировали этот фрагмент, опустив лишь реакцию Иисуса. Да, они оба не написали, рассердился или смилостивился Иисус, потому что им не понравилось слово, изначально использованное Марком для описания реакции Иисуса на прокаженного. Если бы там было написано « умилосердившись », с какой бы стати Матфей и Лука стали что-то менять? А вот если речь шла о слове «рассердившис ь», то вполне понятно, почему они его изъяли, — он закрыл Библию. — Однако это не единственная ситуация, когда Иисус сердится. Достаточно вспомнить гнев, обуявший его в Иерусалиме во время посещения храма — эпизод, задокументированный Евангелиями.

Арни Гроссман посмотрел на свои часы и хлопнул себя по бедрам: время-то как быстро прошло. Пора было двигаться дальше.

— Однако, друзья мои, засиделись мы здесь! — он поднялся неспешно с дивана. — А не перейти ли нам плавно к ужину и там продолжить разговор? Ведь вы, — он показал на Томаша, — так до сих пор и не ответили на мой вопрос: зачем сикарии оставляли рядом с трупами свои загадочные послания?

Томаш, как и Валентина, уже вставший с дивана, пожал плечами и показал на свою спутницу.

— Я-то считаю, что практически ответил на ваш вопрос, а вот госпожа инспектор не поймет ответа, не уяснив прежде некоторые моменты.

— Я? — изумилась итальянка. — Сейчас уже и я виновата?

Томаш оставил вопрос без ответа и обратился к израильтянину.

— Направляйтесь, пожалуйста, в ресторан, я мигом переоденусь в номере и присоединюсь к вам.

— Я тоже пойду, — не стала мешкать Валентина, ухватив свою изящную сумочку. — А по дороге, — она взглянула на португальца, — я надеюсь, вы ответите на мой вопрос.

— На какой же из них?

— Если христианство не зиждется ни на жизни Иисуса, ни на обновленных положениях Священного Писания, — напомнила она, — то на чем же оно стоит, в конце концов?

Историк засунул руку за ворот рубашки и вытащил маленькое серебряное распятие на цепочке.

— На смерти Иисуса.

Итальянка рефлекторно подняла руку к распятию и погладила его.

— На смерти? Извините, но это только лишь одна из граней христианства.