Жозе Душ Сантуш - Последняя тайна

Томаш покачал согласно головой.

— И тогда вы решили переработать всю гору этих манускриптов, а затем и извлеченную из них более-менее достоверную информацию. Именно этим и занимались Патрисия в библиотеке Ватикана, а профессор Шварц — в «Chester Beatty Library» в Дублине, — резюмировал португалец.

Арпад Аркан глубоко вздохнул, как бывает с человеком, который делал все возможное и невозможное ради успеха своего дела, и вдруг в последний момент…

— Конечно же! Но неожиданно случились эти жуткие события. Профессор Эскалона была убита в Риме, а ее коллега Шварц — в Дублине. Когда мне об этом сообщили ранним утром, я за какую-то минуту постарел лет на десять. А на следующий день пришла в довершение всему новость о смерти профессора Варфоломеева в Пловдиве. Будто небеса обрушились мне на голову! Что происходит?! С какой стати обезглавили одного за другим ключевых сотрудников нашего «Проекта Иешуа»? За что нам всем такая кара? Мы все были в панике в нашем фонде. Понятно, что наше дело подверглось жесточайшей атаке, но кто ее затеял и из каких соображений, было не понять. Не вызывало сомнений только одно: информация о том, чем мы здесь занимались, просочилась каким-то образом за пределы фонда, став достоянием самых черных душ, ибо такое не могло присниться даже в самом страшном сне. Наш проект летел в тартарары, — президент сменил точку опоры, переступив ногами. — Наверное, возникает вопрос, почему я не сообщил обо всем полиции? Мы рассматривали этот вариант на заседании совета мудрецов, но, в конце концов, отвергли его. По нашему общему мнению, это окончательно похоронило бы «Проект Иешуа», основу основ всей деятельности фонда, направленной на прекращение конфликтов на планете. Вернув Иисуса на землю, мы сможем оказать неоценимую услугу всему человечеству. Если бы мы посвятили в свои планы полицию, конфиденциальность, столь необходимая в данном деле, оказалась бы нарушенной, поставив под еще б о льшую угрозу благородную миссию. Пришлось решать дилемму: то ли сотрудничать с полицией в ущерб проекту, то ли сохранять все в секрете, пытаясь своими силами спасти его. Что было важнее для дела мира на планете? Чему отдать приоритет?

— Да, выбор был нелегким, — согласился Томаш.

— Невероятно трудным был! — подчеркнул глава фонда. — После долгого и оживленного спора мы все-таки пришли к выводу, что интересы дела мира — превыше всего. Следовательно, надо было и дальше сохранять в тайне наши исследования. Поэтому, когда несколько дней тому появились в резиденции фонда вы, — он показал на португальца и итальянку, — я не был расположен разговаривать на эту тему. Нервы мои были напряжены до предела и без вашего прихода, так что я немного расшумелся. Вы уж простите меня…

Португальский ученый и итальянский инспектор обменялись понимающими улыбками.

— О, нет, не стоит беспокоиться!

Взглянув на пробирку в своей руке, Арпад Аркан решил продолжить разговор по существу.

— Конечно, есть еще один вопрос, который…

Речь главы фонда была прервана странным, почти звериным ревом на грани сумасшествия. Вся четверка повернулась на этот первобытный крик и увидела человека в черном со сверкающим клинком в руке.

И блеском смерти в глазах.

Никто и моргнуть не успел, как мерцающая искорками полоска взметнулась в сторону Аркана и с точностью пули впилась в ту руку, где была пробирка с бесценным сокровищем. Президент выронил сосуд, издав вопль невыносимой боли и ужаса, и тут же был сбит с ног Сикариусом, тело которого припечатало несчастного господина президента к ледяному полу открытого настежь холодильника. Ударившись в довершение ко всему головой о лед, Арпад Аркан потерял сознание.

Пробирка между тем завертелась на полу волчком, как и положено поступать предметам цилиндрической формы, получившим начальное ускорение. Сикариус на какое-то мгновение инстинктивно дернулся в сторону главного объекта всей операции, но удержался: прежде следовало устранить прочие угрозы, исходившие от двуногих субъектов.

Однако этой секундной заминки в его действиях хватило Томашу, чтобы прийти в себя и среагировать на обрушившийся на них кошмар, тем более что португалец быстро сообразил: агрессор в черном ему знаком. Несомненно, именно этот бандит устроил ему засаду в номере гостиницы и пытался обезглавить. Понятно было и то, что ловкости, умения и физической силы душегуба вполне хватит, чтобы расправиться со всей четверкой минуты за две. Единственный шанс на спасение — воспользоваться его мимолетным замешательством.

Не теряя ни мгновения, Томаш подбежал к Сикариусу, собиравшемуся вставать с поверженного Аркана, и со всей силы саданул ему носком туфли по лицу.

— Вот тебе!

Оглушенный этим зверским ударом, бандит опять свалился на пол, ударившись об него затылком. Любому нормальному человеку этого хватило бы, чтобы оказаться «вне игры» хотя бы на некоторое время, но не таков был воин сикариев. Он одним прыжком вскочил на ноги, держась за разбитую физиономию. Нос был сдвинут набок, из левой ноздри хлестала кровь. Он чуть задел нос, и гримаса боли исказила лицо. На пальцах остались ярко-красные следы.

— Ты мне за это дорого заплатишь! — скорее прошептал, чем сказал, Сикариус, бросив убийственный взгляд в сторону португальца. Томаш понял, что никакого перелома в ходе схватки так и не произошло, хотя он нанес наверняка самый сильный в своей жизни удар по живому человеку. Вывести противника из борьбы не получилось — вот он снова на ногах, пусть и с окровавленной мордой и сбитым набок носом, испепеляет полным ненависти взглядом. Ясно было, что даже в таком виде этот боец заведомо сильнее любого из своих визави.

Впрочем, возможно, у португальца был маленький козырь пока еще не на руках, а на полу — пробирка, докручивавшая последние обороты. Могла ли ДНК Иисуса представлять ценность для напавшего на них бандита? Не успев и самому себе ответить на этот вопрос, ученый быстро наклонился и схватил замороженную пробирку. Поднявшись, заметил, что агрессор сделал шаг в его сторону. «Похоже, мысль завладеть бесценным сосудом оказалась не столь хороша, как представлялось поначалу», — пронеслось в голове португальца. Судя по реакции налетчика, содержимое пробирки его крайне интересовало; конечно же, ведь он и на Аркана напал первым, чтобы забрать у того сосуд. Выходит, если прежде Томаш был для бандита лишь одним из противников, то теперь, с пробиркой в руке, он превратился в главную мишень, которую надлежит срочно обезвредить.

Историку не хотелось расставаться со своими спутниками-детективами, особенно в ситуации, чреватой еще более непредсказуемыми событиями, но больше нельзя было терять ни секунды. Ни Гроссман, ни Валентина не видели агрессора в действии и не представляют себе, насколько он страшен. Томаш, однако, буквально на своей шкуре испытал, что это за отморозок, и он прекрасно представлял себе степень опасности, нависшей над всеми, и прежде всего над ним самим: схватив пробирку, он сразу стал жертвенным агнцем.