Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

– Тебе повезло, – добавила она. – Должно быть, лесу понравился мистер Маркхэм. Когда ртутные деревья плачут на похоронах, это к большой удаче.

– Я не… Откуда здесь ртуть? – обессиленно спросил я.

– Из шахт. Слышал об Уанкавелике? Это месторождение ртути. Когда долго работаешь с ртутью, она проникает в тебя. Сводит с ума, убивает. Многие годы назад женщина-доктор придумала путь для паломников, чтобы шахтеры, закончившие работать, могли прийти сюда и восстановить здоровье. Или умереть. Когда их хоронили, тела сгнивали, но ртуть текла с горы и наталкивалась на стекло. Она скопилась в корнях деревьев, и теперь здесь идут ртутные дожди.

– Но это невозможно… – Я сдался и сел на корни ближайшего дерева, на котором был вырезан человек с кричащим лицом.

– Это не работает с другими деревьями, – продолжила Инти. – Только с белыми деревьями. Кстати, это она. – Она показала на одну из маркайюк.

– Кто?

– Доктор, которая привела шахтеров. Это она. Она почти не двигается. С ней что-то не так. Ра-ча думает, что она отравилась ртутью.

– А… Пожалуй.

После службы я направился к святому Томасу. Рафаэль ждал меня в толпе людей, которые молились или протягивали другим маркайюк соль, стеклянные ракушки и обрывки веревок с узелками. Судя по звуку, амфоры были заполнены пузырьками с солью почти полностью. Я тоже положил один, медленно, не зная, о чем должен молиться. Рафаэль смотрел, как Мартель, Киспе и Эрнандес идут в церковь, рядом с которой мужчины складывали палатки. Все утро Киспе не отходил от Рафаэля, но отдалился во время мессы в знак уважения к церемонии. Это ясно показывало, что ему не хотелось на священной земле держать церковнослужителя жесткой хваткой. Как только они ушли, Рафаэль кивнул в сторону границы, где проходил обходной путь вдоль реки, по-прежнему заваленный снегом.

– Идите туда. Я найду вас. – Он перешагнул соль, словно собирался снова почистить маркайюк на кладбище. Его шаги оставляли следы на замерзшей траве, в которых скапливалась ртуть.

Я послушался и пошел вдоль соляной черты, где было меньше снега. Никто не обратил на меня внимания, а если и обратил, то, должно быть, посчитал, что я имел право прогуляться в одиночестве. Рафаэль шел по другую сторону границы на расстоянии тридцати ярдов. След в пыльце был тусклым, и я бы не разглядел его, если бы не искал. Он шел медленно, чтобы не обгонять меня. К тому же медленные движения поднимали меньше пыльцы.

Как только мы скрылись за поворотом, Рафаэль вышел ко мне. Даже на таком небольшом расстоянии от деревни в лесу стояла абсолютная тишина. Снег заглушал шелест веток, и в четырехстах футах за скалами виднелась река. Она почти полностью замерзла, но три полосы отраженного солнечного света перед утесами растопили ее. Там, где вода снова замерзала, лед напоминал зеркало.

– Хорошо, – тихо сказал Рафаэль. – Я принес вам кое-что. От Инти. Она сняла с вас мерки в тот день, когда вы познакомились.

Рафаэль достал деревянный обод из своей сумки. Он крепился на петлях и имел бронзовую застежку. На нем были вырезаны драконы, окруженные плющом и деревьями. Рафаэль держал его обеими руками, а затем отпустил. Обод не упал, а начал аккуратно вращаться между его руками, словно он держал пару магнитов. Но магнитов не было. Рафаэль убрал руки. Позолоченные глаза драконов мерцали, пока обод вращался в воздухе.

– Это белое дерево? Но в деревне ничего… – Я замолчал, вспомнив игрушечную лошадку и древесные опилки у Инти.

Рафаэль дотронулся до дерева рядом с нами.

– Эти деревья молодые. В деревне все построено из древесины деревьев, растущих в глубине леса. Там меньше лесных пожаров. Чем старее дерево, тем лучше его подъемная сила. Вот как подмостки в деревне выдерживают вес зданий. Я не знаю, что в нем, но оно работает. Готовы?

Я кивнул.

Рафаэль взял обод и снял ружье.

– Возьмите. – Он опустился на колени в снегу. – Когда я застегну обод, он возьмет на себя вес вашей ноги. Вам придется опираться на нее, чтобы не упасть.

Я замер. Рафаэль окинул меня взглядом и застегнул обод над шрамом вокруг моей больной ноги. Все произошло так, как он сказал. Неожиданно я почувствовал, будто левая нога исчезла. Я словно сел. Боль в шраме исчезла, и меня потянуло в сторону, как будто кто-то начал поднимать меня. Но я вовремя спохватился, и мне действительно пришлось наклониться вперед или точнее распределить вес так, как если бы моя нога была полностью здорова. После столь долгой хромоты это ощущалось как наклон влево.

Я дотронулся до обода. Он был гладким, без углублений, но с заметными ячейками в древесине. Инти отполировала его и покрыла лаком, чтобы он не пропускал влагу. Я медленно шагнул вперед. Равновесие было шатким, но ничего не болело. Я слишком много думал об этом и быстро споткнулся. Рафаэль поймал меня за локоть и выпрямил, затем отошел назад и выставил руки в качестве поддержки. Я пошел вперед, на этот раз удачней.

– Но… мне не больно.

– Хорошо. Пройдите еще. В корнях.

Я взял его за руку, и в течение нескольких минут Рафаэль поддерживал меня, пока я не смог идти самостоятельно. Его рука, как и всегда, была холодной, но он застегнул свой сюртук на все пуговицы. Его кожа по-прежнему была бледной, а волосы стали темно-рыжими. Теперь было сложно определить, какой он национальности.

– Нам нужно идти, – сказал Рафаэль. Должно быть, он ощущал мою дрожь, но промолчал. – В путь?

Я кивнул, плохо соображая. Я никогда не чувствовал себя таким счастливым. Но любому идиоту было понятно, что Рафаэль дал мне деревянный обод, чтобы я начал доверять ему, хотя вряд ли он собирался пристрелить меня сейчас: выстрел услышали бы в деревне.

Я медленно пересек соль. Всю неделю Рафаэль запрещал мне делать это, и теперь мое сердце выпрыгивало из груди. Дыхание стало отрывистым, потому что я дрожал. Я представлял, как в нас полетят стрелы, но ничего не произошло. В деревьях было тихо.

– Пойдемте, – велел Рафаэль. – Что бы вы ни увидели, не останавливайтесь и не смотрите. Продолжайте идти и не отходите от меня. Они поверят, что вы не иностранец, если мы будем держаться вместе.

Я едва не рассмеялся.

– Как они могут поверить, что я не иностранец? Посмотрите на меня.

Рафаэль обернулся.

– Посмотрите на меня. Я угасну еще сильнее. Они уже видели священников со светлыми волосами.

– Что это вызывает?

– То же, что и каталепсию. Пойдемте, – повторил он, словно мы собирались прогуляться. Я последовал за ним, не зная, ведет ли он меня к могиле, вырытой где-то в лесу, или к цинхонам. Нога по-прежнему не болела.

В пятистах ярдах белые деревья росли плотнее, чем на границе. Земля была покрыта их корнями, которые иногда скручивались, образуя странные арки и узлы в почве. Пыльца все четче обрамляла наши движения, чем дальше мы заходили в лес и чем дремучее он становился. Было очень холодно, но вместо снега ветер приносил со скал лишь белые крупицы, похожие на пыль. Когда я обернулся, полоса дневного света казалось очень далекой. Под кроной деревьев не было другого света, кроме сияния пыльцы. Ветви были такими густыми, что вряд ли пропустили бы солнечные лучи даже без снега в кроне.