Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

Очень осторожно я спустил плот на воду. Привязав лампу к самодельной мачте примерно на высоте моей груди, я толкнул плот по реке. Я боялся, что он застрянет на берегу или в густом тростнике, но стремительное течение быстро подхватило его и унесло прочь. Через несколько ярдов флот превратился в крошечную точку света, который излучала лампа.

Пыльца на противоположном берегу поднялась в воздух: маркайюк повернула голову и пошла на свет лампы. Я не видел ее саму – лишь сияние, – но оно появилось там, где она стояла. Она шла удивительно быстро, как обычный человек. Я продолжил стоять на месте. Меня охватил ужас, что теперь лунный свет был достаточно ярким, чтобы отразить мою тень на валунах. Я почти чувствовал давление этой маленькой серебряной штуки на камнях слева от меня. Лунный свет блеснул золотом на резьбе, которой Инти украсила мой деревянный обод. Я медленно накрыл его рукой.

Маркайюк скрылась в деревьях за поворотом. Идти в темноте вдоль реки, между тростником и валунами, было сложно даже при свете луны. Я увидел что-то большое в воде и едва не упал, когда остановился, чтобы рассмотреть получше. Когда я вскарабкался на большой валун, опутанный корнями деревьев, существо вышло на берег, но я не смог разобрать, что это. Надеясь, что оно не могло взобраться на камни, я пошел по бледному следу в пыльце, по-прежнему висевшему в воздухе. Мои движения сделали его более заметным, но след маркайюк был гораздо ярче, потому что я шел медленно. Нога болела. Мне казалось, что больше не стоило напрягать ее, хоть в глубине души я очень хотел побежать, забыв о боли.

Вскоре я потерял из виду след маркайюк. Я думал, что не сразу найду Рафаэля, и почти наступил на него. След обрывался под деревом примерно в полумиле от реки. Он сел в корнях и застыл там. Я укрыл его сюртуком. Должно быть, Рафаэль решил одеться позже, но воздух снова стал холодным. Причиной тому была не только высота. В горах властвовал свой климат, который обрывался у реки. Рафаэль не единственный, кто не заметил этого. Потрясающий жук переливающегося бирюзового цвета решил проведать его, но застыл на руке, насмешливо приподняв рога. Я убрал его и дотронулся до руки Рафаэля. Она была ледяной.

Я сел в корнях дерева с альбомом для рисования и стал ждать. Сердце бешено стучало в груди, но я пытался игнорировать его. Между днем и семьюдесятью годами была огромная пропасть. Я не знал, что делать, если Рафаэль не проснется в ближайшее время. Никто этого не знал, а маркайюк могла вернуться в любой момент. Я не был уверен, что ее заинтересует больной священник, пока иностранец осквернял священную землю.

– Боже, Меррик, ты знаешь, как это выглядит? Я моргаю, и ты появляешься из ниоткуда. Однажды ты меня добьешь. – Рафаэль прижал руку к груди в области сердца, показывая, что имел в виду. – Какого черта ты здесь делаешь?

– Здесь холодно, – ответил я. – И ты не знаешь, когда надевать сюртук. Мне кажется, что приступы каталепсии участились, и если ты застынешь надолго, тебе нужен тот, кто сможет предупредить об этом других. Ты не можешь снова провести здесь семьдесят лет. Мне плевать, что ты выжил в прошлый раз, теперь ты испытываешь свою удачу. Ты не видишь. Если ты подойдешь к участку с сожженной пыльцой – а это произойдет, потому что здесь водятся фениксы, – ты окажешься в ловушке.

– Тебе есть чем заняться, – отрезал Рафаэль. – Тебе нужно доставить черенки в Индию.

– С ними ничего не случится за месяц.

– За тобой идет маркайюк.

– Нет, она следует за лампой, которую я сплавил вниз по реке.

– Это ненадолго.

– Что ж, это мои проблемы, а не твои.

– Меррик, – рявкнул он. – Ты знаешь меня две недели. Что ты делаешь? Ты мне не друг. Ты – не твой дед, ты совсем не похож на него, и что бы ты ни думал, мне не хочется, чтобы внуки человека, которого я знал, бродили по этому лесу. Я не семейная реликвия Тремейнов. Возвращайся домой.

– Я твой друг, и вся моя семья вращается вокруг тебя и этого места уже три поколения, поэтому я полагаю, что имею право вмешиваться в твою жизнь, хочешь ты того или нет. В любом случае один ты не справишься. Ты хочешь вернуться домой или нет?

Секунду Рафаэль смотрел на меня.

– Если она поймает тебя…

– Если. Съешь что-нибудь, – заявил я и бросил в него несколько виноградин. Гораздо сложнее оставаться серьезным, когда пытаешься поймать летающие ягоды. Виноград рос рядом с цинхонами.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил Рафаэль.

– Это лишь несколько миль пути. Перестань волноваться, черт побери. Я не заплатил тебе за все это, не считая часов. Думаю, ты заслуживаешь помощи.

– Восемь или девять миль.

– Что ж, в таком случае не буду больше тебя беспокоить.

Рафаэль неохотно улыбнулся.

– Который час?

– Четверть десятого. Вряд ли я смогу идти ночью.

– Я тоже. Мы должны найти место для ночлега.

Рафаэль помог мне подняться.

– Ты умрешь от этого? – спросил я, не желая знать ответ.

Он слегка тряхнул головой.

– Нет. Но теперь все становится хуже и хуже. Есть место, в которым мы… – Рафаэль отвел взгляд в сторону. Теперь его глаза полностью посерели. – Я должен был уйти туда много лет назад, но они никого не посылали вместо меня до Акилы.

– Я могу отвести тебя туда?

– Да. Пожалуйста. – Рафаэль замолчал и тут же продолжил: – Продолжай говорить со мной. Я почувствую приближение. Это случится скоро и надолго.

– Но ты только что замер на целый день…

– Есть короткие приступы, а есть длинные. Короткие… обычно длятся пять минут, десять. Но потом они перерастают в час или день, и тогда ты понимаешь, что скоро наступит долгий.

– Ты говорил, что как будто замерзаешь… но я не понимаю. Как можно выжить при этом?

Лицо Рафаэля смягчилось, и на секунду он выглядел точь-в-точь как святой Томас. Они были связаны друг с другом. Сходство было поразительным. Я никогда не замечал этого раньше, но теперь не мог понять, как упустил это. Или как не заметил, что он не угасал, а менялся. Или как я оставался глух к историям Инти. В день знакомства она сказала мне, что маркайюк превратились в камень, а не родились такими.

– А как выживают деревья? – спросил Рафаэль.

Должно быть, я невольно замедлился, потому что Рафаэль вернулся ко мне и помог перешагнуть корни. Пыльца была густой, и его пальцы на моем запястье были того же цвета, что и пальцы маркайюк с кладбища. Я не знал, что сказать, поэтому промолчал. Но меня раздирало от желания спросить. Постепенно Рафаэль стал для меня кем-то гораздо важнее Клема, цинхон и всего остального, но он собирался прожить сотни лет, а я был лишь одним человеком из длинной вереницы людей, которых он не никогда не узнает полностью, потому что они умирали со скоростью опавших листьев.