Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

– Когда это было?

– Они так и не решили, – ответил Рафаэль. Он провел обеими руками по веревкам, словно по арфе, и покачал головой. – Они не знают. Это не так важно для них или более древних маркайюк. Они лишь знают друг друга, поэтому то, как обычные люди измеряют время, не имеет для них большого значения. Думаю, Анка ушла после этого. Дальше маркайюк рассказывают истории.

– Какие истории?

– Длинные. – Рафаэль отделил целый ряд веревок и показал мне. Я увидел, что эти узелки отличались от узелков на предыдущих веревках. Это была другая разновидность письменности. – Это древние истории. О прошлом. Они говорят о королевских дворах инков.

– Инки знали о них?

Рафаэль резко выпрямился. Он с трудом сдержал смех.

– Знали о них? – переспросил он. – Жизнь строилась вокруг маркайюк. Стражи при короле всегда были каменными людьми. Пуруака тебе говорит о чем-нибудь?

Конечно, я знал о них.

– Рыцари. Преторианцы.

– М-м-м. – Рафаэль не удивился тому, что я знал, зато удивился я. Я начал осознавать, что забытые воспоминания не исчезли. Наверное, я свободно говорил на кечуанском в детстве, учитывая то, как хорошо я до сих пор понимал этот язык. Инти сказала, что он стал первым языком, на котором заговорил мой папа. – Одна из маркайюк служила при королевском дворе. Она говорит, что скучает по Атауальпе. Ей хотелось отправиться в его гробницу, чтобы охранять ее – множество древних маркайюк находятся в катакомбах, – но гробницы нет.

– Кем был Атауальпа?

– Последним королем. Писарро убил его. Шестнадцатый век. – Рафаэль по-прежнему читал. – Это Томас. Он говорил мне, что знал короля. Я думал, он шутил. Иногда они любят похвастаться. Я не знал, что они приходили сюда. – Он сглотнул. – Я никогда не видел ничего подобного. Я думал, они не любят говорить. Я бы поставил ткацкие станки в церкви, если бы только знал.

– Возможно, им хотелось ненадолго уйти. И, возможно, остальные маркайюк приходят сюда из монастыря. Должно быть, это хорошее место передохнуть.

– Наверное, ты прав, – сказал Рафаэль. Я понял, что он вряд ли поверил в эту идею. Он выглядел уставшим и брошенным, и неожиданно я разозлился на маркайюк из Бедлама. Они наверняка знали, что он не мог найти друзей среди обычных людей. Рафаэль мог лишь надеяться, что переживет их. Статуи не рассказали ему об этом месте, и это казалось умышленным наказанием. С другой стороны, он не был похож на них: маркайюк появились до прихода испанцев. Рафаэль был одним из первых людей в новом поколении испанизированных маркайюк. Несмотря на то, что в его венах текла местная кровь, он был иностранцем с точки зрения культуры. Даже если маркайюк были вежливыми, вряд ли они верили, что его место среди них.

– Этот вид письменности… Он был изобретен для них? – спросил я. Я дотронулся до более тонких веревок. Узлы до сих пор были крепкими. Мне действительно хотелось узнать ответ, но еще я хотел отвлечь нас обоих и найти повод постоять рядом с Рафаэлем, а не спускаться вниз по лестнице. – Они не видят буквы на бумаге, они не говорят, им было нужно что-то, что они могли чувствовать наощупь…

Рафаэль кивнул.

– Изобретен ими. Не очень удобно для обычных людей. Чертовски медленный вид письма, но аристократичный, поэтому люди захотели овладеть им. Давай вернемся к огню, – неожиданно сказал он. – Пока ты не замерз. Дай мне свою руку. Я ничего не вижу и не выйду из комнаты сам.

Я помог ему выйти.

– Еще пять минут и пойдем? – спросил я.

– Нет. Мы пробудем здесь до тех пор, пока ты не станешь своего нормального цвета.

– Это и есть мой нормальный цвет. Ты все равно не знаешь, как я обычно выгляжу…

– Я знал твоего деда. Ты выглядишь точь-в-точь как он, а его кожа никогда не была синеватой. – Рафаэль замолчал. – Помнишь, Инти сказала, что ее назвали в честь него?

– Да. Тогда я растерялся. Разве Инти не был богом солнца?

– В прошлом. Теперь это слово означает «солнечный». Жители деревни так называли твоего деда. Из-за цвета волос.

– Я видел его портрет. Каким он был?

Я слишком поздно понял, что не должен был спрашивать. Для меня это было всего лишь историей о прошлом, и Гарри Тремейн вызывал у меня то же безразличие, что и королева Елизаветы, но Рафаэль еще не смирился со смертью Гарри. Он отвернулся, как привык отворачиваться от Мартеля, словно, не видя меня, он мог обо всем забыть.

– Нет, я имел в виду, не нужно… – начал я, почувствовав себя глупо.

Рафаэль перебил меня:

– Он быстро говорит. Говорил. Много цитировал. Мне пришлось прочитать всего Шекспира.

Я улыбнулся.

– Как он оказался в Бедламе? Папа говорил, что он воровал хинин, а затем ему пришлось прятаться. Но Бедлам – слишком маленькая деревня. Даже по местным меркам.

– В него стреляли. В те времена пули были… – Рафаэль развел пальцы на ширину мушкетной пули. Я решил, что он больше ничего не скажет, но после недолгого молчания он неожиданно продолжил.

Нью-Бетлехем

1782 год

Дети подбежали на скалы к Рафаэлю, когда тот сдирал шкуру с медведя для нового ковра местного лекаря. Они заявили, что нашли мертвого мужчину на берегу реки.

Поначалу он решил, что кто-то упал со скалы. Это случалось нечасто, потому что местные выросли на подмостках, и скользкие участки были хорошо известны и огорожены. Но иногда зимой происходили несчастные случаи, а та зима была лютой. Рафаэль быстро вытер руки о снег и, пытаясь отогреть их, сбежал с горы. Оказавшись на первом мосте, он посмотрел вниз. Река покрылась льдом, и снег кружился огромными волнами. Дети оказались правы. Никто не падал со скалы. На берегу лежал иностранец в испанском сюртуке с яркими светлыми волосами, которые были видны издалека. Казалось, мужчина появился из ниоткуда. Позже люди говорили об этом, но Рафаэль всегда заявлял, что мужчина прибыл из Пары. Это производило неменьшее впечатление: город находился в четырнадцати милях от Нью-Бетлехема.

Рафаэль поставил небольшой противовес, чтобы быстро спуститься с утеса, и крепко держал веревку, когда подъемник остановилась в восьми дюймах от берега. Сначала он никого не увидел, и ему стало не по себе. В деревне ходили истории о призраках в снегу, а в них он верил. Но затем Рафаэль увидел, что почти стоял на мужчине. Незнакомец находился подо льдом. Несмотря на мелководье, стеклянный слой под ним был глубоким и заваленным обломками древней каменной кладки. Казалось, мужчина летел вниз с бесконечно медленной скоростью.

Мужчина открыл глаза и дотронулся до обратной стороны льда. Он был слишком слаб. Рафаэль выругался и ударил оружейным прикладом о поверхность реки. Лед не был прочным, и когда он освободил мужчину, тот не успел наглотаться воды, хотя и задыхался. Он был весь в крови. Снова вышло солнце, и Рафаэля осенило. Мужчина упал в горячую стеклянную тень на мелководье, и когда солнце скрылось, вода замерзла в одно мгновенье. Так он оказался в ловушке. Рафаэль встряхнул его, пытаясь привести в чувство, и помог дойти до подъемника. Это оказалось непросто. Мужчина был высоким и тяжелым.