Наташа Полли - Утесы Бедлама [litres]

У меня пересохло в горле. Я начал спускаться в долину. Спуск не был крутым. Деревья корней формировали ступени, по которым было удобно идти. Я неуклюже спустился, прислушиваясь к своему дыханию и скрипу ремня сумки. Валуны указывали путь. Поначалу я ничего не увидел в них, но потом заметил изгибы плеч и рук. Если бы я не знал, на что смотрел, я бы не догадался. Маркайюк смешались с камнями. Если бы они проснулись снова, им пришлось бы разбить камни изнутри.

Я надеялся, что в долине до сих пор жили люди, и дома разрушились случайно, но я ошибался. В стекле, как мухи в янтаре, застыли мертвые люди. Должно быть, обсидиановый поток внезапно обрушился на них. Маркайюк тоже попала в него: стекло доходило ей до пояса. Я не знал, мертва ли она, или спит, или задумалась. Ударив по ней, стекло разбрызгалось, и со стороны казалось, что статуя входила в море и застыла навечно.

На поверхности обсидиана росли деревья, корни которых пробили стекло, но я не знал, как быстро они растут, и не мог сказать, сколько лет прошло с катастрофы – тысяча или пятьдесят. Срубать дерево было бесполезно. У белых деревьев не было колец: древесина под корой имела форму крошечных пчелиных сот и никак не отражала возраст. Наверное, был какой-то способ определить его – Инти должна была знать, – но я никогда не интересовался этим.

В последний раз Рафаэль был здесь более ста лет назад. Я сел около пересохшего ручья и попытался определить возраст этого места. Я не имел ни малейшего представления, что носили люди сто или двести лет назад и изменилась ли их одежда за это время. Недалеко от меня в озере лежали обломки башни. Огромные глыбы с маленькими лестницами и арками, ведущими в никуда, создавали архипелаг каменных островов. Там плавали утки-фениксы, а землю рядом со мной усыпали перья цвета нефти. Что и когда бы ни произошло, теперь здесь никого не осталось. Я отошел подальше от людей в стекле.

Краем глаза я заметил движение и обернулся. На меня смотрела Анка. Она словно возникла из ниоткуда.

– Вы говорите по-испански? – спросил я.

Она не двигалась.

– Я не посягаю на вашу землю. Я здесь с Рафаэлем. Он меняется. Я пытаюсь найти кого-нибудь, чтобы помочь ему. Здесь есть кто-нибудь?

Анка подобрала камень, и я решил, что она бросит его в меня, но она начала выводить слова на стеклянном валуне.

«Священная земля».

– Я знаю. Но я не могу оставить его в глуши одного, зная, что никто не поможет.

«Уходи».

– Здесь кто-нибудь есть?

«Не знаю. Слишком долго спала».

– Когда вы проснулись?

Я сомневался, что она ответит, но Анка задумалась. Разумеется, времени у нее было предостаточно.

«Неделя».

– Из… какого вы времени?

«Родилась в 1579».

– И вы проснулись полностью лишь сейчас.

«Ртуть. Превратилась после похорон шахтера на кладбище». Последние слова Анка вывела дрожащей рукой, и от скрежета у меня заныли зубы.

– Прошло почти триста лет, – ответил я. Меня охватило ужасное чувство, когда я понял, что никто до сих пор не сказал ей об этом.

На этот раз Анка не ответила. Неудивительно, что она не хотела ни с кем говорить в свои недели бодрствования. Очевидно, она, как и Рафаэль, знала, что ее сон продолжится, но все было гораздо хуже. Анка не хотела говорить, потому что ее собеседники будут мертвы к тому времени, как она проснется в следующий раз.

– Мне нужно дождаться. Кого-нибудь, – повторил я. – Рафаэля нужно перенести. Он не может оставаться здесь.

«Ты должен уйти. Кости не могут тревожить камень».

Казалось, эти слова были бы хорошо знакомы мне, будь я местным жителем, но я уловил суть. Я был обычным человеком – или чуть менее обычным из-за больной ноги. Было оскорблением пытаться передвинуть спящую маркайюк. Я чувствовал, что Анка злилась, и мое сердце забилось быстрее, когда я понял, что, возможно, сама мысль о том, чтобы передвинуть статую, была незаконна. Как разговор о смерти короля.

– Нет, – возразил я, прежде чем она закончила писать. Я никогда не представлял, что такой медленный спор, в котором мне приходилось ждать, пока каменная женщина напишет ответ обломком каменной скалы по стеклу, может быть таким безотлагательным. Но так оно и было. Жар тревоги нарастал в моей груди, когда Анка впервые ответила мне, а теперь я чувствовал необходимость сражаться или бежать. Она выводила камнем буквы, и скрежет был невыносим.

«Кощунство».

– Мне все равно.

Она отложила камень в сторону. Долгую секунду я смотрел на нее сквозь пар собственного дыхания, белый от мороза. Нога уже болела после спуска с горы.

Анка направилась ко мне. Я встал и пошел как можно быстрее. Она, не торопясь, следовала за мной. Подниматься было сложнее, чем спускаться, и когда я посмотрел вниз, то увидел, что она все еще шла за мной. В середине долины деревья заканчивались, и пыльца ярко сияла в воздухе. Я остановился на вершине горы, ожидая, пока пыльца осядет. Сердце выпрыгивало из груди. Я знал, что пыльца не угаснет полностью.

Я собирался вернуться к Рафаэлю. Мне оставалось надеяться лишь на сказочный шанс его пробуждения, но когда я вернулся, Рафаэля не было.

Я окинул взглядом дорогу, пытаясь найти след в пыльце, в котором можно было спрятаться, но, очевидно, звери не любили это место. Я направился к акведуку. Стеклянная дорога тянулась дальше, чем я думал. Анка была все ближе. Вскоре она догнала меня. Поравнявшись со мной, она потянулась к моей руке.

Рафаэль, неожиданно выбежавший из-за дерева, оттолкнул меня в сторону и ударил статую в грудь. Звук был нечеловеческим: камень обрушился на камень. Он был меньше и наверняка с самого начал знал, что обречен на поражение.

Анка оттолкнула его и ударила по лицу. Если бы на месте Рафаэля был я, кости моего черепа отлетели бы в ближайшее дерево, но он достаточно изменился, чтобы выстоять под таким ударом. До акведука все еще было далеко. Четыре маркайюк-стража молча наблюдали за происходящим. Они были настолько оторваны от мира, что схватка была для них лишь интересной вспышкой в бесконечной череде сменяющихся времен года. Но Анка отстала от меня. Рафаэль ударил ее по ногам и прижал к земле, но у нее что-то мелькнуло в руках. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я понял, что она держала мои спички.

Пыльца моментально вспыхнула, и древние деревья загорелись. Взрывы были такими оглушительными, словно целая армия одновременно выстрелила из ружей. Я побежал к акведуку, упал на лед и проскользил последние несколько ярдов. Пламя разошлось настолько, что влажный воздух не мог остановить его. Деревья разгорались, взрывы сотрясали землю и снова сбили меня с ног. Кора дерева, словно шрапнель, вонзилась мне в руку.

Рафаэль крикнул что-то – не на английском.