Вячеслав Демченко - Четвертый бастион [litres]

Он уставился на Мэри, как сирота в кондитерской – на пирожное, чуть дыша и теребя воротник мундира.

Леди Рауд, коснувшись черного пуха перьев, отвела тень вуали, посмотрела теперь на поручика, и столько ненависти было во взгляде ее перламутровых глаз – впрочем, во взгляде отсутствующем. Вряд ли ее ненависть имела персональное предназначение – ничем в этом смысле поручик Соколовский не был лучше су-лейтенанта Бертена.

Что за судьба, очевидно вздумавшая преследовать Мэри, будто пуля, выпущенная вслед! Та самая пуля, что вынесла мозги баронета на госпитальную подушку, снесла с груди его гербовый медальон Раудов и наверняка разнесет в руке старого лорда фужер с его излюбленным самодельным джином – последней радостью его старости.

Все это так внезапно пронеслось в голове леди Рауд, что она даже не успела обдумать своих слов, которые пронесла почти машинально:

– Так это и вправду вы убили баронета Мак-Уолтера?

– Не имел чести, – не более обдуманно произнес Виктор и даже встряхнул головой, рассыпав на лбу продуманно уложенные локоны.

Мэри, кажется, наконец-то его заметила:

– Простите меня, что я, в самом деле, – она потерянно прикоснулась к выпуклому лбу кончиками пальцев.

– Но, кажется, вы нашли его после на поле боя? – вклинился вдруг неизвестно откуда офицер Бамбл с азартом гончей, унюхавшей след.

Соколовский посмотрел на краснощекого толстячка наполеоновской комплекции непонимающим взглядом.

– Простите?

– Баронет был в звании лейтенанта, командовал ротой 93-го егерского полка, того самого…

– Дамы из пекла. Ladies from Hell, – услужливо подсказал кто-то за спиной у Виктора.

– Да, я и впрямь находил какого-то шотландского лейтенанта сегодня поутру, когда мы разбирали… – поручик оживился, как сообразил, что Его Величество Случай подкидывает ему возможность запечатлеться для леди в несколько более выгодном свете: «Черт с ним – пусть даже плакальщицей ее горя. Ну да ладно. Женские слезы – вода. Прольются, и нет следа».

Однако разыграть столь удачную карту лейб-гвардейцу не удалось.

– Только, ради Бога, не сочтите мой вопрос за бестактное подозрение, – вдруг резво подхватил его под локоть «бегун с Боу-стрит» и чуть ли не насильно вытащил из-за стола. – Дело это конфиденциальное, – с извиняющейся гримасой оглянулся на публику сыщик, – и очень деликатное. Видите ли, этот медальон – не просто фамильная драгоценность Уэст-Мидленских графов, но имеет еще и некую особую ценность для юной леди Рауд. И в свете того, что случилось сегодня с ее женихом, – тем бóльшую. Видите ли, это ее залог, залог их любви, – с сугубо английской практичностью Бамбл тут же приступил к делу. – Я готов даже выкупить ее для бедной девушки за любые разумные деньги.

Соколовский услышал только последнюю фразу толстяка и вдруг вспыхнул так, что его шея снова пошла пятнами. Он посмотрел на мистера Бамбла почти гневно, но этот его гнев не обманул практичного англичанина ни на секунду, только призвал к большей изощренности. Мгновенно сообразив, что он на верном пути, сыщик уже не мог выпустить дичи. Но теперь следовало дать русскому путь к отступлению в спасительное комильфо приличий:

– Я ни на миг не сомневаюсь, что господин офицер в глаза не видел сокровища, но если он предпримет некоторые розыски, – мучительно потер мясистый лоб мистер Бамбл, будто и впрямь терялся, как бы провести дело с соблюдением всех требований чувства собственного достоинства, как известно, развитого у русских чрезвычайно. – Понимаю, в какое деликатное положение ставлю вас, но посмотрите на бедную Мэри, – трагически вскинул он брови, строя гримасу, чуть не плаксивую. – В этом ее, перевернувшемся с ног на голову, мире это было бы таким утешением разбитого сердца.

Поручик посмотрел. Показалось ему или нет, но трагическая блестка и впрямь сверкнула под черной вуалью на высокой скуле.

Через мгновение лейб-гвардии поручик уже и сам подхватил под руку штабс-капитана Пустынникова на пороге офицерского клуба:

– Идемте.

Такую же блестку, но только золотистую в свете масляного фонаря, заметил в тени девического капора и старый капитан-артиллерист на внутренней оборонительной линии на Городской высоте.

– Полноте, барышня. Вернется ваш суженый. Всенепременно вернется, – участливо и даже чуть испуганно произнес он, торопливо отводя фонарь от личика тонкого рисунка, искаженного почти детской гримасой страдания.

Пролетка с неизвестным седоком появилась тут уже более получаса тому. Фигурка, безошибочно определенная седым капитаном как девическая, несмотря на бесформенный контур этакой «самоварной клуши», долго и спотыкливо взбиралась на возвышение, бывшее всего лишь грудой кирпичного лома, и застыла на ней, определенно, не сводя глаз с подъема на IV бастион, бывший, по сути, огромной траншеей, по-прежнему утопающей в грязи. Там спускались и подымались солдаты, шагом шли офицерские лошади и осторожно, почти на руках, вырывали из грязи повозки с ранеными.

Грохот взрыва, а изредка и гул артиллеристского выстрела разметывали в ночном мраке багровые сполохи…

Капитан долго курил, наблюдая фигурку и, наконец, нахлобучив на брови картуз и огладив горстью белые усы, решился потревожить то, что сам ворчливо назвал:

– Тоска собачья…

Дочку князя Мелехова, голубоглазую Машеньку, он признал тотчас – со старым воякой они приятельствовали, так что прыткую девчонку он узнал сразу. Вот только по кому она там, на проклятом бастионе, тоскует? До городских сплетен старый капитан был не охотник. Только и смог, что утешить:

– Обязательно вернется, Машенька.

– Обязательно, дядя Миша…

«Надо же, признала. Даже не обернувшись, по одному только голосу» – и дядя Миша вернулся на свои, считающиеся запасными, позиции.

Прямым подтверждением тому, что никем она не планировалась, а уж в последнюю очередь рядовыми защитниками города, субалтерн-офицерами, – было возведение наряду с передовыми бастионами второй оборонительной линии. Линии обороны, проходившей уже по городу, который не только сдавать не собирались, но, напротив, оборонять до последней возможности, даже когда дело дойдет до уличных боев.

Для этого ближайшего здания к IV и V бастионам приведены в оборонительное состояние; в более прочных постройках помещены карронады для обстреливания улиц и площадей; все выходы из продольных улиц преграждены баррикадами из каменных стен, с амбразурами для орудий малого калибра.

Главным опорным пунктом внутренней линии должна была служить батарея Скарятина (на южной оконечности Городской высоты); с обеих сторон ее устроены были траншеи, через что образовалось довольно обширное открытое укрепление. Оборона этого укрепления возложена была на главный резерв (генерал-майор Баумгартен – 14 батальонов, 8 ор.), причем 4 его батальона назначались для обороны домов и баррикад, остальные же – для встречи штыками неприятеля (в случае штурма) и выбития его из IV бастиона.