Вячеслав Демченко - Четвертый бастион [litres]

Однако С.-Петербург решил по-иному…

На двор Илья вышел не столько проветриться от табачной и свечной духоты клуба, сколько сориентироваться на предмет срочной ретирады.

– У нас есть дело, и неотложное, – прорычал Виктор, как будто штабс-капитан был той единственной причиной, которая не давала всему «делу» разрешения.

– Вот именно, – слегка удивился, но больше все-таки обрадовался Илья Ильич: «Кажется, не придется вытаскивать гвардейца из-за карточного стола за шиворот». – Я думаю, неспроста подивиться на нас не пришел никто из штаб-офицеров союзников. Ни Боске, ни Мортанпре, ни полковник Трошю, да и англичан – ни Бергойна, ни Инглэнда, Эйри…

– Черт знает, о чем вы иногда думаете, – рассеянно отозвался Виктор, оглядываясь в багровой полутьме лагеря.

– Я думаю о том, что союзники затевают что-то на сегодняшнюю ночь, – по-прежнему дивясь, почесал пшеничный ус штабс-капитан мизинцем. – И если мы успеем, то, по меньшей мере, можем предотвратить вступительные аккорды этой симфонии.

– Какой еще симфонии?

– Я ж говорил вам в клубе об «иерихонских горнах», – пытливо всмотрелся Илья в лицо поручика, такое бледное, будто с него кровь схлынула от волнения.

– Да черт с ним, с вашим Иерихоном, совсем, – отмахнулся тот. – Как и с Троей. Есть дела поважнее.

– И что же вас так пробрало?

– Потом…

Сейчас, и впрямь, становилось как-то не до разговоров. Французский лагерь на глазах приходил в движение. И, похоже, что не только французский.

– Англичане, – дернул и поволок Илья впавшего в забытье поручика куда-то в сторону.

В красноватом зареве факелов и костров, мимо мрачнеющих бараков и немногих «перезимовавших» палаток, бесконечной черной змеей ползла колонна. В черных шинелях с пелеринами, в рыжих тулупах с вышивкой, упрямо напоминавших русскую, двигались британские Redcoats – «красные мундиры».

Вслед им, звеня сбруей и звякая оружием, устремлялась легкая французская кавалерия. Колонны сопровождались не только верховыми колонновожатыми с фонарями, но и тут же крутилась императорская гвардия, выполняя роль полевой жандармерии.

Оттого Илья, не раздумывая, бросился в первую же обозную телегу, оказавшуюся поблизости, и затянул за собой Соколовского.

Что-то слишком похожее на осколки ракет и ядер, отправляемых в Балаклавские кузницы на переплавку, оказалось у них под боками, но было не до комфорта, и больше того…

– Если что, станем сыпать за собой из телеги, – определил тактическую пользу груза Пустынников и, опережая вопрос Виктора, пояснил: – Превосходный получится спотыкач для конников, как станут догонять.

– А что переждать – никак? – спросил все-таки поручик.

– Никак, – покачал головой штабс-капитан. – Судя по всему, наступление входит в план «Падения Иерихона», а мы с вами знаем и направление их удара, и то, что они сделают в первую очередь.

– И что же? – похоже, лейб-гвардии поручик так до сих пор и был одолеваем чем-то своим, занимавшим все его существо целиком и полностью, поэтому Илья Ильич почти отмахнулся:

– Да взорвут редут к чертовой матери!

– Тогда чего мы тут с вами нежимся?

Нет, оказывается, не так уж полностью был занят поручик угрызениями совести. Было куда поместиться и новым чувствам – чувству долга.

Поручик вскочил на колени и, ухватив вожжи, хлестнул по мощным крупам. Пара тяжеловозов, запряженных в телегу, в лучшую пору отличавшихся невозмутимостью, даже прянула от его неистового порыва, беря ход…

Вскочил на ноги и штабс-капитан, выхватив английский двуствольный пистолетик «диллинджер» – не столько незамеченный, сколько благородно оставленный ему как залог доверия. Оглянулся…

Вид сверху открывался эпический – лоснились медвежьим мехом гвардейские шапки, потряхивали белыми помпонами «поркпаи» англичан, трепетали страусовым пером «боннеты» шотландцев, золотились номерами красные тульи французских кепи – лавина!

Что означал гвалт и переполох, возникший от офицерского клуба и передавшийся «жандармам» – отсюда определить уже было трудно, но это определенно была погоня за «русскими шпионами». И подковы ее уже слышно били землю совсем рядом по бокам колонны.

И тогда поручик Соколовский завопил во все горло то, что и вовсе не подлежало переводу, что-то вроде: «Сарынь на кичку!» – а Пустынников, мужчина не самого атлетического сложения, едва не кувыркнулся за задок телеги, швырнув туда же мешок со снарядным ломом. И хоть боевых коней преследователей трудно было удивить осколками картечи и ядер, но когда вот так – кучей и прямо под копыта – ближайший жеребец отвернул, хрипя и по-змеиному выгибая шею.

Хотя отсрочка это была, конечно, недолгая.

Куда сравнивать галоп легкой кавалерии и аллюр тяжеловесов, на который они не каждый день в настроении!

Помощь пришла неожиданно и сначала даже не показалась помощью. Вспугнув флегматичную пару, откуда-то справа, из лощины выскочили из мрака, как из дыма, две верховые лошади каурой масти:

– Месье шпионы! И на этом вы думаете доставить ваши срочные известия? – весело прокричала, казалось, одна из них.

Впрочем, только казалось, пока пара каурых не попала в пятно света.

– Но как вы здесь, шевалье? – отчаянно натягивая вожжи, прохрипел Соколовский.

– Я гарантировал вам безопасность и, видит Бог, слово Филиппа Шарле стоит даже присяги императору! – салютовал капитан белой перчаткой. – Садитесь и убирайтесь, пока долг не победил во мне испарений бургундского.

До тайного лаза – контрминой галереи, указанной штабс-капитану «обер-кротом» Мукомоловым, – они донеслись вихрем.

Пальцы статского советника неприятно и холодно мокли, и он все вытирал их платком, заодно пряча в нем и предательскую дрожь их, когда стоял у окна, узкого, как крепостная бойница.

Впрочем, дрожь можно было списать и на ужасающее грохотание – грохотание, сотрясавшее дом, да и весь город, похожий теперь на руины легендарной Помпеи, увековеченной Брюлловым.

Багровые и золотые всполохи озаряли окно то и дело, небо сплошь затянуло черными и белыми дымами, так что руины улиц с раннего утра были в сумеречной тени.

– Мстят, канальи, за то, что вчера только тем и довольствовались, что захватили трижды порушенные ложементы, – рассеянно бормотал Иона Илларионович, занятый, на самом деле, только недоумением своим.

Было отчего недоумевать старому казнокраду: «Как вышло, что не предупредили ни в ставке, ни в интендантской службе, что вот… к вам едет ревизор?! Вот уж где истинно канальи! Где такое видано было, чтобы ревизор – и почти наверняка тайный жандарм III отделения личной его величества Канцелярии – в самом деле явился инкогнито? Всегда сыщется какой-нибудь Добчинский или Бобчинский, который вперед все пронюхает, прознает, разведает и непременно доложит. А тут прямо как у классика – немая сцена, причем прямо у советника в кабинете!»