Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

Спешить было некуда, важных дел в тот день не планировалось никаких – кроме званого обеда на двоих на углу Конногвардейского во французском ресторане, по приглашению любимого родного брата. Младшего брата Иосифа Ивановича звали Людвиг. Архитектор Людвиг Иванович Шарлемань.

…Кроме знаменитой ограды Летнего Сада со стороны Невы, каждому питерцу знакома и другая – со стороны Михайловского замка. Та самая, украшенная головами Медузы-Горгоны. Назначая встречи у этой ограды, горожане говорят друг другу: «Встретимся у Шарлеманя». Именно так, ибо её создатель Людвиг Иванович Шарлемань.

Как странно, однако же, складываются пазлы в этой запутанной истории…

Традиция встреч братьев Шарлеманей по приглашению кого-либо из них на званую трапезу была установлена, как сказано выше, Иосифом Ивановичем – причем ровно пятнадцать лет тому назад.

Тогда Иосиф приступал к работе над своим первым значимым сооружением – зданием Скотопригонного двора. За эту работу он получит следующий чин и свой первый орден. Тогда, после утверждения проекта, Иосиф пригласил брата Людвига на завтрак в ресторацию Дюме, которая открылась на углу Гороховой. А несколькими годами позже, по окончании основных этапов работы, когда над новым сооружением установили кровлю – туда же к Дюме, на обед. Иосиф Иванович в ту пору был человеком довольно скромного достатка, а обеды у Дюме при замечательной кухне стоили сравнительно дёшево… Окончательное завершение строительства не отмечалось никогда, из-за веры в дурные приметы. Дабы окончание большой работы не превратилось в завершение большого пути, то есть карьеры архитектора…

Работа над Скотопригонным двором стала для Шарлеманя-старшего заметной ступенькой в карьере, а встречи с братом превратились в многолетнюю традицию.

Так между ними и повелось с тех пор – завтрак после утверждения серьёзного проекта и обед по завершении основных работ… В зависимости от важности проекта, ну и, конечно, от амбиций приглашавшего, выбирался ресторан. А чувства соперничества и, даже в некоторой мере, бахвальства не избежать и между любящими братьями. Такова природа человеческая.

Итак, сегодня обед для старшего брата заказывал Людвиг Иванович, поскольку кровельные работы в возводимом им детище были практически завершены. А позавтракали братья «по поводу» ещё четыре года назад…

К пяти часам вечера, тщательно, но без излишеств, одетый Иосиф Иванович подъезжал к Конногвардейскому бульвару, где находился модный и довольно дорогой французский ресторан. Свой скромный выезд Шарлемань оставил дома и воспользовался нанятым экипажем. Объяснялось это просто. После удавшейся трапезы братья имели обыкновение прогуляться пешком, за продолжением беседы, и кучеру дожидаться хозяина, как показывала практика, не имело смысла.

Людвиг Иванович встретил брата в обеденном зале.

Обед у модного француза стоил, надо заметить, недешево – порядка пяти рублей ассигнациями, но и меню было отменным – с омарами, супом из черепахи и всевозможными изысками. Не говоря уже о винном погребе, для тонких ценителей. Но Людвиг не собирался скупиться. Работа над государственным заказом шла успешно и по завершении сулила архитектору солидные преференции. Младший Шарлемань чувствовал себя уверенно, держался не без гордости, а выглядел так просто франтом.

После аперитива, поздравлений и комплиментарных замечаний по поводу нового здания – а Иосиф Иванович, конечно же, наблюдал за ходом работы на набережной Пряжки, Шарлемань-старший как бы в шутку сказал:

– Признаться, несколько своеобразно складываются наши с тобою судьбы, любезный брат. Я прежде отличился кровавой Скотобойней, ты же прославишься тюрьмою…

Людвиг усмехнулся и пожал плечами.

– Что же поделать, нежели то и другое для города необходимо. Велели бы построить театр – был бы им театр. Так не велят. Не по нашей с тобою части… Я не переживаю, и ты не переживай, потому как без мяса, да без тюрьмы, столице никак невозможно. Переживать тут решительно не о чем, зато есть чем гордиться. А уж портить мне аппетита я тебе сегодня не позволю.

На набережной реки Пряжки на Матисовом острове подвигалось к завершению строительство Смирительного работного дома.

Тем же вечером и в то же время, когда господа Шарлемани не спеша и с приятностью вкушали свой обед, в тесной полутёмной каморке невзрачного строения сидел за столом, ссутулясь, человек и, придвинув масляную лампу, дописывал письмо. Письмецо было совсем небольшое, всего один листочек из гимназической тетради. Заканчивалось послание так:

«…А потому, ненаглядная Нюта, правды о жизни моей ты теперь никогда не узнаешь. Я же себя за всё простил и живу токмо сладостью надежды».

Написанное он подписал размашистым росчерком и полюбовался на него… Затем вложил листок в простой конверт, написал адресок и запечатал. Несколько минут спустя, надев картуз и поношенную суконную чуйку, он положил конверт за пазуху и вышел… Незнакомец дошёл до Миллионной улицы, затем пересек Дворцовую и пошёл по направлению к Сенатской площади. Оттуда он свернул к Конногвардейскому бульвару и прошёл по нему до Почтамтской. Здесь, привычно вжав голову в плечи, нырнул в проём казённой двери… Расплатившись, мужчина отправил письмо, как и все предыдущие, по неизменному адресу. Адрес был написан разборчиво и аккуратно, и новое Послание отправилось вслед за другими – в никуда…

Теперь незнакомец зашёл в скромный трактир в Почтамтском переулке, спросил чаю и горячих булок. Покушав, несколько булок завернул с собою. Держа за пазухой ещё горячий свёрток, быстро зашагал обратно, в сторону Конногвардейского и, резко свернувши за угол, чуть было не столкнулся с двумя почтенными господами. Он отскочил от неожиданности, свёрток выпал, и он поднял его под насмешливыми взглядами. Господа были слегка нетрезвы, происходящее их явно потешало. Он выпрямился и гордо вскинул голову…

– А ведь это лицо мне как будто знакомо. Да нет, я решительно видел его.

– Да Бог с тобой, любезный брат. Какая тебе нынче в этом разница… Ты не дорассказал… Так что в градостроительной комиссии думают об этом?

Балы и маскарады, измучившие столичную публику за зиму, весною затихают, а привыкшие к ночным увеселениям питерские обыватели спешат порадоваться на дневное солнышко.

Пёстрой толпой праздных гуляющих наполняется Невский проспект. Настежь раскрываются двери мелких лавок и роскошных дорогих магазинов. В неспешно двигающемся весёлом потоке горожан французские шляпки из новомоднейших салонов соседствуют с цветастыми шалями, дендийские фраки и шляпы «боливар» – с поддёвками и начищенными до зеркального блеска сапогами и картузами с лакированными козырьками.