Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

– Да кто же говорит про итальянцев? В Императорском театре нынче дают оперу «Горгона» господина Глинского, в заглавной партии блистает примадонна Мария Степанова. Редкой красоты сопрано. Премьера оперы недавно прошла с большим успехом.

Собеседник его чуть наморщил лоб и поинтересовался нехотя:

– Что же есть такое это ваша Горгона?

– Ну как же! – ответствовал Иван Францевич с живостью. – Очень известный греческий сюжет. Из сочинения Овидия. Медуза Горгона, Персей, Андромеда… Ну знаете, как это принято – герой освобождает невинную жертву, сражает страшное чудовище и обретает любовь… Но музыка отменно хороша. Оркестр сыгран безупречно. Маэстро дирижер хоть и иностранец, но всё-таки не итальянец, а француз. Все прочие солисты так же хороши отменно.

Некоторое время спустя после ухода доктора Михаил Павлович вызвал к себе секретаря. А следующим вечером в закрытом экипаже без гербов и вензелей великий князь подъезжал к театру…

Ко времени приезда Михаила Павловича зрительный зал театра был уже полностью заполнен. В пустом вестибюле его встретил с поклоном один из управляющих, невысокий лысоватый господин в черном фраке и с бутоньеркой в петлице, который проводил гостя по лестнице в маленькую ложу. Там его ожидал заботливо приготовленный букет из белых орхидей для подношения примадонне.

Публика аплодисментами встречала поднятие занавеса, и появление в ложе великого князя прошло незамеченным. Тем паче, что в простом военном сюртуке, без звёзд и эполет, сидящий в отдалении, он и не привлекал к себе внимания.

Тяжёлый занавес красного бархата с медленной значимостью поднялся, и печальным хором смычковых вступил оркестр. На фоне задника с изображением моря возвышалась бутафорская скала. Перед скалой, опутанная сверкающей цепью стояла молодая певица в белом струящемся платье с распущенными волосами и венком на голове. Она, вскинув голову, протянула к залу скованные обнажённые руки.

«А хороша, однако…» – невольно промелькнуло в голове.

Андромеда запела высоким, волнующим голосом.

В паузах во время исполнения арии певица опускала голову, а после резко вскидывала – так, чтобы её замечательные волосы стекали по округлым плечам. Она явно имела успех у публики. Заворожённый зал наслаждался и пением, и зрелищем. Наградой молодой солистке были выкрики «браво» и щедрые аплодисменты. Михаил Павлович отметил для себя, что неплохо было бы как-нибудь замолвить за неё словечко. Впрочем, главные ожидания сегодняшнего представления были впереди.

После перемены декораций и нескольких сцен с участием Персея, в полумраке опустевшей сцены появилась примадонна Мария Степанова в мерцающем одеянии, изображавшем чешую и в искусно выполненном парике со струящимися змейками. Зал замер… Дива медленно раскачивалась из стороны в сторону, совершая руками волнообразные движения.

Медуза Горгона медленно опустилась на сцену, закрывая лицо руками.

Некоторые дамы в ложах подносили к глазам шёлковые платочки. Впрочем, музыка была недурна, а исполняла Степанова действительно проникновенно – даже подобную белиберду.

Далее зачарованная публика внимала дуэту Медузы и Персея, который между пробежками по сцене с мечом и щитом, в доспехах а-ля грек, мягким баритоном объяснял:

Великий князь почувствовал, что малость заскучал. Впрочем, его прежняя апатия понемногу отступила, и Михаил Павлович с некоторой насмешливостью разглядывал зрителей в зале.

«До чего люди падки до душещипательных зрелищ. Видимо, большинство из них в душе сентиментальны – и мужчины, и женщины. Многие только пытаются маскировать на людях свою чувствительность, подозревая в том слабость. Вот, к примеру, тот солидный господин в партере – расчувствовался так, что и лысина взопрела. А ведь выйдет из оперы, напустит на себя суровый вид перед женою, да скажет ей, что, дескать, баловство одно. Выходит ли из этого, что сам я холоден и жесткосерден?..»

И на секунду задумавшись, ответил сам себе: «Вовсе нет. Ровно такой, как и все. Уязвим, раним и слаб. А только при глубокой ране над прыщом не плачут. Впрочем, поплакать, если есть о чём – не грех. В слезах нет постыдного. Слёзы приносят облегчение». Он глубоко вздохнул.

Между тем действие двигалось к финалу. В кульминационной сцене у скалы на фоне задника – теперь с изображением окаменевшего чудовища – стояла прелестная Андромеда. Баритон Персей пел ей песнь любви. В руках он держал «окровавленную» голову Горгоны. Окончив петь, премьер с силою тряхнул бутафорской головою и из неё на сцену посыпались «кораллы» (по легенде в них превратилась кровь Медузы), сама же голова под мощное сопровождение оркестра покатилась к ногам спасённой избранницы. Музыка смолкла, и зрительный зал, поднимаясь, взорвался овацией.

Михаил Павлович встал с кресла и, покинув ложу, поспешил вниз по лестнице. В фойе его догнал уже знакомый лысоватый управляющий, подобострастно протягивая «забытый» букет орхидей.

«Совсем немного, ещё совсем немного, – повторял он с ласковой улыбкой, – госпожа Степанова скоро выходит на поклон! Или прикажете вручить букет другому исполнителю?» Окрылённый несомненным успехом представления господин сиял, как бриллиант в ювелирной лавке. Великий князь не ответил, молча принял цветы и кивнул, скрывая раздражение, а подождав пока усердный администратор отойдёт, наконец-таки вышел на улицу.

В отъезжающем экипаже, ещё под впечатлением от театра, Михаил Павлович решил позволить себе этим вечером побыть сентиментальным. Он вышел из кареты, не доезжая до Михайловского дворца, и в очередной раз, не спеша, отправился к Инженерному замку… Было тепло, почти совсем безветренно, что делало вечернюю прогулку особенно приятной. Михаил Павлович постоял немного перед пилонами главного входа, затем обошёл здание, предаваясь размышлениям и воспоминаниям. А спустя некоторое время, он также неспешно отошёл от замка и двинулся по направлению Летнего сада.