Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

Дамы тихонько охнули. Елена Павловна покачала головой и возразила:

– Не стоит делать таких поспешных выводов. Возможно, всё случилось совсем недавно и полицейские отчеты просто не успели попасть в управление. Разве мы можем знать это наверняка?

Графиня Закрявская легонько стукнула по подлокотникам кресла.

– Увы! С момента первого убийства времени прошло достаточно. Я и про это слышала. Один из полицейских сказал, что это было… Минутку, вот запамятовала… Сейчас, дайте подумать, непременно вспомню… Да!

Она с победным видом подняла вверх палец.

– Конечно! Он так и сказал – накануне Великого Вторника!

Графиня тут же осеклась и испуганно взглянула в лицо Елены Павловны. Тишина в гостиной сразу стала натянутой…

– О, простите, – пробормотала Закрявская, – ради бога простите…

Все присутствующие помнили, что 23 марта, в канун Великого Вторника по церковному календарю, Великую княгиню постигла горькая утрата. Хозяйка дома слегка побледнела, но в целом осталась спокойной. Елена Павловна была деликатным и душевным человеком.

– Вам вовсе не в чем извиняться, любезная Наталья Петровна, – произнесла она тихо и ласково. – Я спросила, а Вы всего лишь честно ответили. И спасибо Вам за это. Однако, – великая княгиня обвела взглядом присутствующих дам, – такие новости крайне неприятны. Я чувствую себя обеспокоенной и в ближайшее время непременно наведу справки о ходе расследования. После, по возможности, – она снова ласково взглянула на Закрявскую, – я обещаю поделиться с Вами всем, что смогу узнать об этом деле…

По окончании вечера, оставшись в одиночестве, Елена Павловна заглянула в комнаты дочерей – девочки уже спали. Поправив на них одеяльца и немного полюбовавшись спящими, она отправилась в свою спальню. Михаила Павловича к этому часу во дворце ещё не было. Сегодня он решил воспользоваться приглашением Русского Исторического Общества и, видимо, надолго задержался после заседания…

Заседание Русского Исторического общества на этот раз проходило во дворце князя Ильи Алексеевича Барановского, известного мецената, коллекционера, истового поклонника всяческих древностей, а к тому же и давнего приятеля Михаила Павловича. Почтенное общество собралось в зале библиотеки, где ажурная мебель красного дерева, резной потолок и прочие предметы интерьера были выдержаны в модном теперь «новоготическом» вкусе. Основную часть большой залы, окружённую несколькими ярусами книжных шкафов, занимал овальный стол, за которым и расположились гости. Председательствовал сам Илья Алексеевич, а на место почетного гостя усадили великого князя. Присутствовал только избранный круг из маститых историков и особо уважаемых в их кругу лиц.

Вначале заседания председательствующий произнёс краткий спич, о развитии русской исторической науки и об успехах в деятельности Исторического общества, за что собравшиеся выпили по бокалу шампанского. После чего приступили к основной части.

Великий князь не жаловал ученые сообщества, в отличие от утонченной и высокообразованной супруги – Елены Павловны, которая их обожала. Но заявленная тема диспута показалась занятной, да и супруга горячо поддержала его, когда он за завтраком упомянул о приглашении от почтенных историков. Великая княгиня, которая уже потеряла надежду вовлечь мужа в сферу своих интересов, была и удивлена, и обрадована.

Тема была щекотливая, поэтому решили подискутировать в избранном кругу, а не в Университете, в присутствии студентов. «Звездой» и главным выступающим стал профессор Устрялов, Николай Герасимович. Профессор только что закончил грандиозный труд – серию книг о Дмитрии Самозванце.

Профессор Устрялов, господин средних лет, невыразительной наружности, в скромном сюртуке мышиного цвета, поправил пенсне и, поблагодарив собравшихся за оказанную честь, начал выступление.

Михаил Павлович уже обречённо приготовился к скучной длинной лекции, заранее пожалев о своём опрометчивом решении… Однако профессор его ожидания не оправдал, и весь огромный труд по сбору документов и обширной переписки Лжедмитрия с папой, польскими вельможами и военачальниками представил в виде квинтэссенции, занявшей не более часа. При этом Николай Герасимович преобразился из бесцветного субъекта в увлечённого рассказчика, по ходу зачитывая в лицах особо интересные места из переписки и тут же предлагая слушателям выводы. Хотя главного вывода он всё же не сделал.

– Как видите, – закончил раскрасневшийся Устрялов, – наш Самозванец, бесспорно, обаял и покорил, а главное, главное (он поднял вверх палец) полностью убедил польское шляхетство в своём высоком происхождении и предназначении. Он, как следует из переписки, был высокообразован, блестяще разбирался в тонкостях европейской политики и владел даром интриганства не хуже потомственной знати.

Профессор сделал многозначительную паузу.

– Харизма. Да, уважаемые коллеги, харизма – вот каким словом охарактеризовал бы я так называемого Самозванца, личность загадочную и неоднозначную.

Николай Герасимович положил на стол бумаги и слегка поклонился, дав понять, что выступление закончено. Собравшиеся поблагодарили его небольшой овацией, после чего председательствующий предложил задавать вопросы. Начал щеголеватый круглолицый господин в пенсне, лет сорока, сидящий на противоположной стороне стола от председателя.

– Князь Вяземский Петр Андреевич, – шепнул князь Барановский, наклонившись к Михаилу Павловичу, – известный поэт, мемуарист, занятная личность…

– То есть, насколько я могу судить по тезисам вашего труда, – произнес Вяземский с лукавством, – вы всё-таки не исключаете, что Дмитрий имел основания для притязаний?

Профессор Устрялов промокнул платком лоб.

– Этот болезненный вопрос нашей истории ещё не раз будет смущать незрелые умы. Однако у меня нет никаких сомнений в том, что Дмитрий является самозванцем. Я не уверен, что персонаж сей именно Отрепьев, о чем и заявляю. Однако со стороны поляков, его поддержавших, была искренняя вера в Лжедмитрия, как в законного русского государя.

– То есть Вы берётесь утверждать, что добрые поляки из самых, так сказать, благих побуждений, содействовали восстановлению на Руси законной власти? – поднял руку грузный человек с роскошными усами, сидевший рядом с Вяземским.

«Полковник Муханов, – пояснил князь Барановский великому князю, – большой знаток истории восстания москвичей против ляхов».

– Нахожу такое заявление весьма наивным, – усмехнулся Муханов в усы.

– Отнюдь, поляки действовали в своекорыстии, несомненно, это так. Но не считали свои действия политической аферой, предполагая законность их оснований. Польская верхушка рассчитывала на преференции от России, но не путём открытой интервенции, а путём военной поддержки законного государя. Мнишеки, как известно, считали за большую честь с ним породниться, так сказать. И это красноречивый факт, подтверждающий доверие.