Юлия Врубель - Волшебник Летнего сада

Осмотревшись вокруг себя и убедившись, что в палисаднике никого не было, я быстро вышел из-за стола и двинулся по направлению к тропинке.

– Добрый день, сударыня. Могу ли я предложить вам помощь?

Она ничего не сказала, но кивнула в ответ, тут же протянув мне свою маленькую руку. Я нежно, стараясь не стискивать, сжал её пальчики в своей ладони.

Поверьте, это настоящее искусство – извлечь большое удовольствие из самой, казалось бы, малой причины. Но я ведь человека искусства, и я всегда был им.

Мы познакомились, и моя новая приятельница назвалась Нютой. Вот так, не спеша, мы продвигались к речному берегу, и я с деликатностью поддерживал её. На берегу я отпустил пальцы спутницы, предложив взамен свой локоть, а она, как большая, цепко взялась за него. Локоть был для неё слегка высоковат, и ей пришлось немного вытянуть вверх руку, сбив набок вырез платья и оголив плечо.

На вид Нюта казалась никак не старше двенадцати лет. По-видимому, её забавляла роль взрослой барышни, которой она казалась себе, ступая сейчас рядом со мной. Я спрашивал её о чём-то несущественном, она мне отвечала важно и довольно бойко.

То чувство, что я испытывал сейчас, идя рядом с новой знакомой, не походило на то, что вызывали у меня взрослые женщины. А те ценились мною не более, чем для простого и понятного употребления.

Но здесь было не это. Как описать словами переживание тягучей, тонкой мучительной радости? Волнующее наслаждение одними только мыслями о том, чему, казалось, невозможно быть, когда объект мечтаний обманчиво рядом?..

Нечто подобное я пережил уже когда-то в далёкой юности. Только теперь я был не мальчиком, а взрослым, давно знакомым с пошлостью жизни мужчиной. И то, что тогда окрыляло меня, побуждая к романтическим поступкам, теперь толкало к опасному соблазну желать недопустимого.

Мы чинно погуляли вдоль реки, приятно беседуя, а расставаясь, уговорились назавтра встретиться снова.

Я лишился покоя и душевного равновесия. Не зная, чем себя занять до завтрашней встречи, я взял у тётеньки ключи от старого сарая… Все мои инструменты сохранялись в бережном порядке. А сверху, над ними, на верхней полке были рассажены несколько моих старых кукол. Так что на новую встречу с юной барышней я отправился с подарком…

Видимо, взрослые в доме Нюты, вечно занятые, не уделяли девочке достаточно внимания, и она откровенно скучала. Знакомство со мной, таким серьёзным и красивым, было её маленькой тайной, которую она бережно скрывала ото всех. И мне такой ход дела был определённо на руку.

В день нашего последнего свидания стоял непривычный для последних дней лета августовский зной. Гуляя вдоль реки, мы решили отыскать убежище от солнца и вскоре забрались в заросли кустарника, скрывшие нас от посторонних глаз. Я подстелил свою старую гимназическую куртку, которую теперь носил с собой, и Нюта присела на неё, доверчиво прижавшись к моему плечу. Я, не спеша, стараясь быть не скучным, рассказывал истории – одни из своей жизни, другие выдуманные на ходу – про белого слона, танцевавшего в цирке, которого я никогда не видел, про индийских факиров… Разморённая солнцем, девочка незаметно для себя уснула. Я, осторожно высвободив плечо, уложил её поудобнее…

Я не был рождён аристократом. Но я был рождён художником, а этот дар судьбы даётся не бездельнику от родовитых предков, но только избранному – Богом. И искушённость моих вкусов и предпочтений определялась не влиянием извне, а незаурядностью моей натуры. Восставать против своей природы есть дело неблагодарное и безнадёжное. Ведь благородный соболь, привыкший к свежайшему мясу, не сможет есть тухлятину. Но я и не злодей…

Мучительное возбуждение, объявшее меня всего, не утихало, но становилось нестерпимее. Я не злодей и не развратник, но слабый человек с душой страдающей, желающей заслуженного утоления. Я не злодей!

Но что дурного и скверного, если я утолю свою жажду, даже не прикасаясь к источнику? Вот так, находясь вблизи волн её запаха, осязая тепло её кожи, слыша дыхание… Стоя рядом с нею на коленях, дав свободу своему измученному естеству, напор которого был сильнее меня… Я приспустил порты, и всё вокруг, подернутое мутной зябью, задрожало и поплыло перед глазами.

И всё оборвалась в секунду вместе с истошным, оглушительным визгом. Глупая кукла омерзительно визжала, суча ногами и вытаращив на меня глаза. Ещё немного, и на крик её прибежали бы люди. Я навалился всем телом и зажал ей рот. Она рвалась и извивалась, била меня коленками и мычала. Другой рукой я надавил ей горло. Она затихла, обмякла и перестала наконец сопротивляться мне… В панике я подхватил её, отнёс к зарослям камыша и сбросил в воду.

Единственным моим желанием было немедленно бежать. Не раздумывая ни минуты, я заскочил в наш дом, взял вещи и немного денег. А далее по задворкам выбрался на большую дорогу и остановил первую проезжающую по направлению из города подводу.

Уже в дороге я осознал, что поступаю дурно, глупо. Как только девочку найдут, само моё паническое бегство уже будет расценено как обвинение против меня. Но обратной дороги не было, и сделанного не поправишь. Парализованный страхом, какое-то время я был не способен принимать решения.

И только добравшись кое-как до столицы, я пришёл к пониманию, что и здесь мне деваться некуда. Путь в мастерскую Генрихсена был заказан, поскольку было очевидно, что искать будут там, как только полицейский запрос дойдёт из провинции. О скульпторе Малиновском более думать мне уже не приходилось.

Я слонялся по городу, пытаясь осознать случившееся. Сознание упрямо отказывалось принимать новую правду моей жизни. Это был крах, окончательный и непоправимый.

На улице вечерело, и всё ощутимее казалась прохлада уходящего лета.

Проголодавшись, я добрёл до Сенного рынка, где купил у оборванной неопрятной торговки немного незамысловатой еды. Темнело. Минуя рынок, я нерешительно двинулся в сторону известных в городе ночлежных домов, в поисках приюта на ближайшую ночь. Мимо проходили полупьяные развязные бродяги, ушлые оборванцы подходили ко мне, то попрошайничая, то зазывая в кабак дурными голосами… Внутренности мрачных дворов обдавали густым зловонием помоев. Из подворотен выглядывали размалёванные бабы, зазывно окликая меня.

Вскоре у меня уже не было никакого другого желания, как только быстрее покинуть это отвратительное место. Не имея конкретной цели, я пересёк Сенную площадь и вышел на набережную Екатерининского канала. Здесь я присел на ступени, поглубже надвинув на лоб картуз. Придя в сознательное состояние, я серьёзно задумался. Я думал о том, что смысл продолжения жизни есть будущее и что человеку, лишённому судьбой хоть сколько-нибудь достойного будущего, незачем жить. И эта истина мне показалась простой и неоспоримой. Так значит, решено. И следовательно, жить мне более не стоит. Я посмотрел на чёрную воду канала, призывно мерцающую в свете фонарей, и подтвердил себе, что решение моё единственно правильное.