Катерина Райдер - Кровь и молоко

Детектив недовольно пожевал губами и кивнул инспектору в сторону выхода из поместья.

– Ведите её в карету для арестантов. Все остальные вопросы, миссис Байрон, зададите на допросе.

Амелию снова схватили за плечи. Девушка недовольно фыркнула, но сопротивляться не стала.

– Я уничтожу тебя, Даниэль! – выходя из дома, оглянулась на сына судьи Амелия. Её глаза пылали искренней ненавистью. – У тебя был шанс не уподобляться своему отцу, но ты его упустил! Теперь я раздавлю тебя как сверчка!..

Экипаж с грохотом нёсся по мостовой. Амелию болтало из стороны в сторону. Подбрасывало на твёрдой скамье. Приходилось постоянно держаться руками за стены, дабы во время очередного виража не оказаться на полу. Кучер даже не задумывался о том, что вёз благовоспитанную леди. Да и куда ему, обычно в его карете перевозили арестантов – воров, убийц, дезертиров, предавших Англию.

Послышался свист хлыста. Экипаж мотнуло вправо, леди отбросило по инерции влево. Ухватившись за металлическую решётку на окне, она оцарапала ладонь. Платье зацепилось за торчащий из двери гвоздь, ткань треснула. Амелия зарычала, но не от боли, а от ярости.

– Да кем он себя возомнил?! – выплюнула с гневом девушка, пытаясь удержаться на месте.

Спустя полчаса экипаж остановился у ворот Ньюгетской тюрьмы. Это было неожиданно. Амелия рассчитывала, что сначала её доставят в участок для допроса, и у Мэри будет время отыскать Гудмена. Но Байрон решил не церемониться с супругой покойного отца и с ходу обласкать её всеми прелестями незавидного положения главной подозреваемой. Допрос Даниэль намеренно назначил на утро следующего дня, поэтому Говард предстояло провести почти сутки в тюрьме, коротая время в холодной, зловонной камере, наравне с отбросами общества, заключёнными по соседству.

Леди вели по тёмному коридору два инспектора. Байрон шёл позади. Эхо от его тяжёлой поступи отражалось от каменных стен, врезаясь в спину Амелии, точно хлыст. И несмотря на несгибаемость духа, с каждым очередным шагом леди всё сильнее сковывал ужас перед неизвестностью.

Конвой прошёл молча целый этаж, повернул к восточной лестнице и начал спускаться.

– Что? – Говард замедлила шаг и обернулась. – Ты собираешься держать меня с ними?

Всем известно, что на нижних этажах находились самые отъявленные негодяи, по сути, смертники. Те, кто ожидал казни или был неизлечимо болен. В подвалах Ньюгема главенствовали крысы и зловоние разлагающихся от сифилиса да прочей заразы тел. Уже на подступе к крайнему ярусу в нос ударил стойкий смрад мочи и экскрементов.

Сердце в груди забилось так сильно, что леди чуть было не потеряла сознание и, пошатнувшись, опёрлась о плечо одного из инспекторов. Байрон молчал. Намеренно. Жестоко.

Они спустились на нужный этаж. Амелия застыла на месте, испуганно вглядываясь в царивший всюду полумрак. Казалось, сам ад распахнул перед девой свои объятья.

– Ты не имеешь права… – вновь посмотрев на детектива, стоя в начале длинного лабиринта камер, из которых торчали грязные, тощие руки заключённых, загробно просипела Говард.

– А ты? Ты имеешь право играть чужими жизнями? – холодно отозвался Даниэль, затем подошёл ближе и, потеснив одного из конвоиров, взял леди под руку. – Дальше я сам.

Мужчины, отдав честь детективу, удалились. Вскоре их шаги полностью растворились средь жалостливых стонов, безумного шёпота и гневных ругательств арестантов. Амелия через силу сглотнула. Её глаза были застланы страхом и всё же по-прежнему сверкали ярче звёзд в самую ясную ночь.

– Чего ты добиваешься, Даниэль? – тихо, но требовательно спросила леди. – Мстишь мне за отвергнутые чувства?

– Амелия, – детектив разочарованно покачал головой. – Хочешь знать правду? Да, мне было больно. Каждый раз, когда ты бросалась пренебрежительными жестами или острыми словами. Когда упорно не замечала меня, пресекая любые попытки доказать, что я достоин твоего внимания не меньше, чем Фостер или Рэнделл! Я жил с чувствами к тебе долгие годы, и долгие годы ты втаптывала моё сердце в грязь! Ты флиртовала со всеми, даже Алан Линч был обласкан твоими улыбками, но не я. Почему?..

Амелия молчала, у неё не было ответа на этот вопрос. Точнее, откровенное признание могло ещё сильнее усугубить ситуацию. Ведь её безразличие было обусловлено тем, что Байрон-младший казался девушке бесполезным. Никакой выгоды или даже намёка на оную. Да, она играла, играла с мужчинами. Иногда в поддавки, иногда в шашки, иногда в шахматные многоходовые комбинации. Но на её доске не было места для скромной пешки, которая была лишь тенью влиятельного ферзя. Быть может, знай Амелия заблаговременно, что судья решит заполучить её, всё сложилось бы иначе. Возможно, она бы не стала относиться с таким пренебрежением к Даниэлю, тем самым заручившись его поддержкой. Но какой смысл думать об этом теперь?

– И ты готов повесить меня за то, что я не питаю к тебе ответных чувств? – скрипнув зубами, спросила Говард.

Байрон горько усмехнулся. В его глазах промелькнула тоска – искренняя, настоящая, никакого притворства или неистового желания отомстить.

– Нет, Амелия, повесят тебя за деяние, тобой совершённое…

– Даниэль, я не убивала твоего отца! – дёрнувшись, повысила голос Амелия.

– Я понимаю, – спокойно отозвался детектив. – Он был подонком, жадным, алчным, развратным диктатором. Мне, как никому, известны его тёмные стороны. Если тебе станет легче, как человек, вынужденный терпеть Питера Байрона всю свою жизнь, я прощаю тебя. И даже благодарен. Но как законопослушный подданный Её Величества, вынужден свершить акт правосудия.

– Мы оба знаем, что моей вины во всём этом нет… – еле слышно прошептала Амелия, схватив Байрона за ворот пальто и притянув так близко к себе, что детектив мог почувствовать на своих губах обжигающее дыхание.

Он неосознанно обнял мисс Говард за талию, пробежавшись по её лицу взглядом. Между бровей мужчины появилась глубокая морщинка. Что это? Он страдал? Он сожалел? Ему больно?

– Даниэль, пожалуйста… – голос Амелии стал чуть слышным, но детектив разобрал её слова по губам.

Он чуть подался вперёд, ведомый неутолимым желанием познать вкус манящих губ. Говард разочарованно выдохнула, осторожно отстраняясь, и в этот момент Байрон очнулся.

Чертовка! Амелия бесспорно продала душу Дьяволу, иначе как объяснить её магическое влияние на сильный пол? «Ведьма» – пронеслось в голове джентльмена. Живое воплощение похоти и порока из плоти и крови! Женское воплощение Вельзевула!