Катерина Райдер - Кровь и молоко

– Но у него есть мотив! – попытался возразить Гудмен.

– У меня тоже, и у мистера Фостера… – леди неосознанно огляделась по сторонам, очевидно собираясь сказать нечто важное. Удостоверившись, что секретарь адвоката вышел, продолжила чуть тише. – Вы не знали, я умолчала, но до встречи с Томасом Джозеф Фостер был моим любовником. Мы состояли в интимной связи несколько лет. Он был в бешенстве, узнав о свадьбе. – Говард выдержала многозначительную паузу, после чего иронично улыбнулась. – Ну, что же вы стоите? Арестуйте меня! Ведь исходя из вашей теории о добродетели и основаниях, я лгунья, заслуживающая виселицы, а Фостер вполне может оказаться убийцей, у него ведь тоже имеется мотив!

Гудмен опешил, то ли от откровений Амелии, то ли от того, с каким надменным самолюбием она открыла джентльмену свои постыдные секреты, словно гордилась ими. Комментировать услышанное мужчина, разумеется, не стал, но зерно сомнения в его разуме всё же было посеяно и начинало приносить всходы.

– Мало того, сэр, – настойчиво продолжала Амелия, – я знаю ещё одного человека, у которого был существенный мотив. Полиция даже не рассматривала его как потенциального подозреваемого… А знаете почему?

Джеймс чуть скривил губы, будучи неуверенным, как должно с его стороны реагировать на исповедь бывшей клиентки.

– Уважьте моё любопытство, будьте так любезны, – совершенно без иронии кивнул джентльмен.

– Всё просто, этот человек сам ведёт расследование…

– Вы намекаете на Даниэля Байрона? – в карих глазах адвоката вспыхнул профессиональный огонёк азарта.

– Я не намекаю, а делаю неофициальное заявление, пока что неофициальное. В церкви перед началом церемонии Даниэль и его отец сильно повздорили. Питер заявил, что утром перепишет завещание и лишит детектива Байрона наследства, потому что он осмелился просить его не жениться на мне, – Амелия несколько раз моргнула, точно замечталась. – Поправьте меня, мистер Гудмен, но, кажется, я насчитала даже два мотива.

Адвокат задумался. Он неспешно прошёлся по приёмной, небрежно бросил цилиндр на стол секретаря и почесал затылок.

– Но почему вы раньше молчали? – потрясённо отозвался Гудмен, оборачиваясь, смерив леди осуждающим взглядом.

– Потому что не видела всей картины в целом. Джеймс, подумайте сами, Байрон хватается за любую брошенную ему кость. Не особенно рациональное поведение для детектива, прославленного на весь Лондон. И потом его главной подозреваемой всегда была я, женщина, с которой ему выпало несчастье делить отцовское состояние! Он с первого дня пытался меня потопить. Сначала я думала, что причина таится в ревности, но теперь…

– Мне нужно подумать, – выставляя вперёд ладонь, отстранённо произнёс Гудмен, отводя взгляд.

– Нам нужно поговорить с Томасом! Он не станет мне лгать.

– Вы не можете быть на сто процентов в этом убеждены!

– Нет, могу! – твёрдо завила Амелия.

Джеймс заглянул в широко распахнутые глаза леди, исполненные решительной уверенности. Амелия не оставила ему выбора! Её непоколебимая твёрдость духа, упорство, хладнокровная готовность сражаться поражали его. Несмотря на постыдные откровения Говард, эта женщина по-прежнему его восхищала!

С досадой, обращённой к самому себе, Гудмен иронично хмыкнул и очень медленно кивнул.

– Это да? – взволнованно уточнила леди.

– Я посмотрю, что можно сделать. Отправляйтесь в дом Рэнделла и ждите меня там, если удастся добиться встречи, я пришлю за вами экипаж.

– А если нет?

– Заявимся в суд и заставим присяжных выслушать нас!

Амелия выдохнула с удовлетворённым стоном и широко улыбнулась, благодарно склонив голову. Джеймс в очередной раз в сердцах отругал себя за мягкость и готовность жертвовать репутацией на благо справедливости. Ведь сотрудничество с Байроном прежде приносило ему неплохие комиссионные.

– Сколько мне ждать? – уже покидая агентство, уточнила Амелия, пропуская в контору первого клиента.

– Сколько придётся, – сдержанно ответил Гудмен, открывая дверь кабинета и запуская в него невысокого тучного мужчину, что без умолку тараторил об измене жены.

К слову, ждать Говард пришлось долгих два дня…

Амелия чуть не сошла с ума за нескончаемые, по её ощущениям, дни ожидания. Она не могла ни есть, ни спать. А когда удавалось ненадолго прикорнуть, леди мучили кошмары. Она видела, как Даниэль с дикой, лишённой милосердия улыбкой накидывает на шею Томаса петлю. Слышала скрип рычага, открывающего под ногами осуждённого пропасть, и звук ломающейся шеи. Ощущала запах смерти, который отравлял здравомыслие, заставляя задыхаться во сне.

Во всём происходящем Говард винила себя и только себя! Если бы она не пригласила Рэнделла на свадьбу, если бы он не влюбился в неё, если бы не был так опасно близок…

К послеполуденному ланчу Амелия извелась настолько, что начала всерьёз размышлять, не нанести ли ей визит самому Байрону? Видит Бог, леди была готова согласиться на любые условия, будь то признание вины или повторное замужество, лишь бы с Томаса сняли все обвинения! Говард знала, Рэнделл не убийца, да и отсутствие прямых улик это подтверждало, но Даниэль был слеп и глух к сему факту.

Когда девушка уже собралась в Скотланд-Ярд, к дому подъехал экипаж. Выглянув в окно, Амелия увидела мистера Гудмена. Он стоял подле кареты и, как только заметил леди, утвердительно кивнул, давая понять, что у него получилось добиться разрешения на свидание.

Спустя полчаса Говард и её адвокат прибыли в Ньюгемскую тюрьму. Стоило лишь переступить порог этого скорбного места, как леди овладела паника. Да, она была готова бороться за любимого, за его свободу, за его жизнь, но, кажется, не осознавала, как сильно боялась услышать правду о его прошлом. Но все сомнения развеялись вмиг, когда тяжёлую скрипучую дверь допросной открыл охранник и взору Амелии предстал человек, которого она любила пуще собственной чести.

– Томас! – Амелия бросилась к возлюбленному, сидевшему на стуле, закованному в кандалы.

Кожа на его запястьях была стёрта, пылая ссадинами и синяками. От некогда белоснежной рубахи пахло сыростью и гнилью. Вид измождённый, но глаза всё так же сверкают красотой сапфиров, а улыбка, вопреки усталости, по-прежнему притягательна.

– Не стоило тебе приходить, душа моя, – поднявшись на ноги, джентльмен добровольно сдался в плен женских объятий. Правда в ответ обнять не смог, лишь прижал руки к собственному телу, стараясь не испачкать платье Амелии ржавыми цепями.