Ольга Погодина-Кузмина - Уран. Роман-реконструкция

Этим утром Эльзе решила для себя, что уедет из дома, как только окончит школу. Осталось пережить этот год. Она будет учиться еще прилежней, получит аттестат и поедет в Москву. Павел сказал, что во всех институтах студентам положено место в общежитии. Она поступит учиться на химика или инженера. А потом, может быть, вернется работать на Комбинат — если захочет муж. Они поженятся, как только Павел окончит свой институт. То-то Осе и Вайдо удивятся, узнав, чего добилась их сестра!

Конечно, до поры никто не должен знать о ее планах. Когда придет время, Эльзе попросит директора школы поговорить с ее матушкой. А если та не отпустит добром — что ж, придется делать наперекор.

В обед она понесла еду в бункер для братьев. Кликнув птицей, постучав условным стуком, пролезла в землянку.

Дух сырой земли и прогоревших углей, запах прелого белья, пота и кислого хлеба, которые так нравились ей прежде, теперь давили грудь, наводили на мысль о могиле. Постели на нарах давно перестали застилать. Под нарами, сколоченными из березовых лесин, виднелись мешки с печатями и пломбами — деньги, захваченные после ограбления почты. Они так и лежали в бункере, тратить деньги запрещал Худой. Он говорил, что нужно выждать год или два — пока милиция не перестанет искать пропажу.

Горела керосиновая лампа. Эйнар сидел за столом и писал донесение, он был мрачен. Брат перестал бриться, оброс бородой, говорил грубым голосом, и Эльзе рядом с ним снова чувствовала неловкость, как с чужим взрослым мужчиной. Сидя на нарах, Арво и Юрген играли в карты. Печать несчастья лежала на их лицах.

Девочка уже знала, что братья снова убили людей. Они ходили далеко, до крепости Раквере, встречались с тамошним отрядом партизан. Подстерегли на дороге партийного руководителя, воткнули кол в живот и повесили труп на дереве возле его дома, с надписью на груди. Это лозунг лесных партизан: «Месть восстает из руин».

Эйнар говорил, что акции устрашения необходимы, они заставят народ подняться на борьбу. Худой по рации отправлял донесения в Центр, подтверждая готовность партизан идти против Советов до конца. Но Вайдо и Осе считали новую жертву напрасной. Они уже не верили, что Эйнар сможет их вывезти в Лондон, и только страх перед Худым держал их в покорности. Правда, Осе в последнее время совсем перестал ходить в бункер. Только Вайдо исполнял поручения старшего брата.

Разворачивая узел с едой, Эйнар выругался грязным русским словом.

— Снова картошка с грибами! — Он со злостью ударил кулаком по столу. — Почему мать не зажарит цыплят? Не испечет сладкий пирог? Где водка, ведь я просил принести! Я дал вам деньги, а вы кормите нас, как свиней!

Эльзе испуганно сжалась. Арво свесился с нар.

— Не кричи на девочку, Эйнар. Твои деньги мы разделили между нашими семьями. У Юргена мать заболела и больше не может работать, у меня жена бьется с тремя детьми. Пришлось помочь и родичам партизан, которых арестовали два года назад.

Юрген поддержал товарища:

— Уж больно много ты на себя берешь, Эйнар! Ты не командир, а такой же боец, как мы. Посиди три года в бункере, и будешь рад любой еде и помощи. Твоей семье и так приходится туго, на жалованье Осе и Вайдо они теперь содержат не два, а три лишних рта.

Брат скрипнул зубами и снова отпустил запретное ругательство.

— Что ж, крысам нравится сидеть в норах! А я не собираюсь. Я готовлю большое дело. Русские надолго запомнят Эйнара Сеппа!

Он схватил со стола охотничий нож.

— Нужны деньги? Что ж, мы спим на тысячах!

Эйнар взрезал один из мешков, и пачки купюр посыпались на земляной пол, застеленный ветками. Он схватил несколько пачек и сунул в руки сестре.

Эльзе дрожала.

— Но Худой запретил…

— Плевать на него! Просто нужно действовать осторожно. Съезди с матерью в Нарву или дальше через границу. Купите мяса, цыплят, хорошего вина и водки. Купи себе новые туфли и платье! Только не в магазине — идите на рынок, к мешочникам. Там вас никто не будет спрашивать, откуда вы взяли лишнюю сотню.

Эльзе испуганно смотрела на Юргена. Тот спрыгнул с нар.

— Успокойся, Эйнар, хватит пугать девчонку!

— Разве я не прав? Эти бумажки уже отсырели. Скоро они покроются плесенью, и нам останется только сжечь их!

Юрген взял деньги из рук Эльзе, бросил обратно в мешок.

— Думаешь, нам не хочется мяса, вина? Обнять своих друзей и близких? Но жизнь дороже, Эйнар. Сам знаешь, если московиты нас найдут, и тебя, и меня ждет расстрел. Вспомни лагерь Клоога!

Эльзе увидела, как Эйнар побледнел и опустил сжатые кулаки. Девочке стало вдруг по-настоящему страшно — она почувствовала, как на всех них надвигается безжалостная сила, имя которой соединялось с именем города, о котором она так мечтала — Москва.

Помолчав, Юрген взял из мешка и протянул ей небольшую пачку сотенных купюр.

— Так и быть, эти можно потратить. Но будьте осторожны. Поезжайте в город, идите на рынок. Не тратьте больше одной купюры за один раз. И сразу уезжайте домой.

— Водки! Пусть принесут нам водки, — крикнул Эйнар, когда девочка уже выбиралась из землянки.

Эльзе бежала по лесу, чтоб поскорей удалиться от бункера. Ей всё казалось, что небо обрушится, земля провалится под этим местом, где ведут такие жуткие разговоры. Добежав до залитой водой канавы, она вдруг поняла, что повернула не к хутору, а в сторону Комбината, и оказалась почти на том месте, где на нее напал шофер. Дальше тянулось болото, торчали из земли вывернутые корни упавших деревьев.

Она выбралась на высокое место, побежала обратно к дому, споткнулась, без сил упала на мох. Деньги, спрятанные за пазуху, жгли ее кожу. Вспомнилось, как она убегала от Ищенко. И тогда, и сейчас ее пугало не осознание угрозы насилия и гибели от рук человека. Этот страх был нечеловеческой природы. От него нельзя было скрыться. Будто огромный волк-оборотень глядел на нее между сосновых стволов.

Что-то темнело впереди — небольшая яма, угли, обгорелые ветки. И в центре костра… человек. Ребенок!

Труп, присыпанный листьями. Под лохмотьями обгорелой плоти округлялась грудная клетка, виднелись белые кости. Ребра, сочленения бедер и плеч, позвонки. Круглый затылок. Голый и гладкий хвост. Собака!

Кто-то поймал и зажарил на костре собаку, на кустах висели клочья черной шерсти. Неужели это сделали братья?..

Чтобы заслониться от всё нарастающего ужаса, отступая, девочка начала шептать молитву. Но слова отдавались в воздухе пустым звуком. Тогда она запела по-русски:

Песня помогла, страх отпустил.

Эльзе бежала по лесу и продолжала петь, вспоминая улыбку Павла, праздник Первомай, своих одноклассников. Счастье — неужели его не будет? Светлые годы — неужели они не приблизятся?