Лариса Капелле - Велесова ночь

На этот раз им с Василисой достался добрый кусок жареного на вертеле поросенка, гречневая каша с потрохами, грибная запеканка, виноград в патоке, медовые пряники и целый жбан свежесваренного пива. Ели молча: Василиса наслаждаясь и в который раз благодаря Боженьку за сытную и счастливую жизнь, Анна не чувствуя никакого вкуса. В голове словно застыл целый ворох беспорядочно накиданных мыслей, и порядок никак образовываться не желал.

Конечно, она знала, что каким бы изощренным не был план убийцы, в нем всегда найдется недосмотр, маленькое, но упущение. И еще она была уверена, что построить все безукоризненно было невозможно. Досадная и неразумная случайность, непредвиденное стечение обстоятельств и происки капризной Фортуны рушили все самые искусные и старательно выстроенные преступления. Иногда ей даже казалось, что под обличьем непредсказуемой Фортуны на самом деле скрывалась богиня правосудия Немезида. Как часто именно неожиданная игра азарта изменяла все, и любой план превращался в карточный домик. Поэтому кроме собственной логики, терпения и умения выбираться из самых запутанных лабиринтов Анна привыкла рассчитывать еще и на случай.

Впрочем, на этот раз ждать сложа руки она не стала. В конце концов Фортуна – особа капризная, кому матушка, а кому и мачеха. В голове созрел план действий, и Анна засучила рукава. На следующее же утро заручилась поддержкой Великой княгини. Та уже была в курсе вызова своей верховной боярыни к Курицыну и дала ей полную свободу действий. После откровенного разговора с Дорогомиловым и недолгого визита в избу Большого приказа, где хранились архивы Московского Кремля, Анна вернулась домой, устроилась на удобном стуле с подлокотниками и задумалась, восстанавливая в мельчайших деталях беседу со своим недавно назначенным ангелом-хранителем, которому, по всей видимости, Федор Курицын дал разрешение рассказать все известные им сведения. Андрей Дорогомилов красноречием не отличался, на детали и описания был скуп, да только, когда заговорил об Антипе Сицком, голос его дрогнул.

– Антип мне словно названным братом был. Отважной души человек, равного ему в ратном деле среди нас не было. Кровушка, говорил, во мне кипит и выхода требует. Когда стали искать, кого ко двору Казимира подослать, сразу на Антипа подумали. Ловчее его среди нас не было, лазутчиком быть – дело непростое, сноровки, хитрости требует. Антип именно таким и был: любого заговорит, перехитрит, а уж бабье сердце ни одно перед ним устоять не могло. Антип в Тракае новгородским купцом представился. Тогда новгородцы с литовцами заодно были. Дружбу с купцами литовскими завел, а через них и на ближних Казимиру людей выход нашел. Потом случай свел его с девицей одной, Данутой, которая полюбовницей воеводы Казимировского Наримунта была. Наш Антипушка отыскал к ней подход, и стала она с нами заодно. А воевода привык с Данутой этой обо всем говорить. Она у него заместо исповедника была. Что греха таить, баба умная, любому мужу ученому фору даст. Да только ум мужеский, а сердце – бабье. Вот Антип к душеньке ее ключик-то и подыскал.

– И секреты, которые ему удалось выведать, действительно были настолько важными?

– Очень, очень важными. В один день Антипу удалось в покоях Дануты схоронится и самому пьяные речи Наримунта послушать. А тот как-раз про людей своих верных в окружении князя нашего, Ивана, да брата его Юрия Володимерского стал рассказывать и хвастаться, что, мол, стоит только им знак подать, так от власти княжеской на Москве камня на камне не останется. Записал Антипушка все как есть и нам знак подал, что сведения важные для нас добыл. Мы с ним условились через корчмаря одного записки передавать. Первую депешу мы получили, а тут беда одна приключилася. Литовцы корчмаря этого схватили. Или кто донес на него, или сам по пьяни проговорился, не ведаю, да только прервалась к Антипу ниточка. Стали мы с Федором Ивановичем думать. В то время как раз посольство в Литву снаряжалось. Решили нашего верного человека с этим посольством отправить, с Антипом встретиться. Выбрали Прокопия Холмогорова. Сначала все как по маслу прокатилось. Прокопий с Антипом встретился и с вестовым послание нам отправил, что и Антипа нашел, и о встрече договорился. Да только второе послание нас не обрадовало: написал Прокоп, что Антип на встречу с ним не явился. Потом третье прислал, словно обухом по голове, мол, пропал Антип без следа и не иначе как литовцам в руки попал. На вестового думали, но он человек проверенный. Антип исчез, так Прокопу ничего и не передав. А на обратном пути с самим Прокопием беда приключилася. На посольство разбойники напали, ратникам удалось отбиться, но четверо полегли. Одним из этих четверых был Холмогоров. Так с тех пор и ломаем голову, что могло случиться. Сначала было на Лыкова думать стали.

– Почему на Лыкова?

– Михаил Степанович Прокопу самым ближним человеком приходился, в походы вместе ходили. Холмогоров вполне мог своему закадычному дружку открыться, согласитесь, боярыня, да и брага частенько языки больше нужного развязывает. Да только доказательств у нас никаких не было. Поэтому дело мы как смогли замяли, но Михаила Степановича от двора постарались отдалить и более никаких важных поручений не давать. Но Великий князь все-таки стол в приказе Лыкову дал, отец Прасковьи Игнатьевны его самого в лихую годину спас, вот и не стал Лыкова по миру пускать, пожалел.

– А в Прокопе Холмогорове вы были полностью уверены?

– Прокоп был нашим ближним человеком. Он был не простым боярином, а боярином думающим. Еще предки его были пожалованы в передней государя стоять. Был одним из самых ловких посланников государевых. Послов иностранных встречал, во время путешествия великого князя всегда впереди ехал и дорогу приготовлял. Его без опаски отправляли в чужое государство. Хоть был и ратным человеком, но мог любое письменное дело сам справить. Если другие бояре без письменных людей обойтись не могли, то Холмогоров сам все исправлял, поэтому и ценили его больше прочих… А в нашем деле, сами понимаете, лишние уши и языки были ни к чему. Да и потом он сам голову сложил, так что какая ему выгода?

– Итак, Сицкий пропал, Холмогоров погиб, и никакой зацепки не осталось, – стала тогда раздумывать вслух Анна, – но что-то говорит мне, что дорожка от этого давнего дела пролегла в день сегодняшний. А не мог Антип сам на сторону литовцев переметнуться?

– Даже и не думайте об этом, боярыня Анна. Преданнее и вернее Антипа человека не было! Голову мою на плаху готов положить, что не по своей воле Антип пропал, – Андрей говорил, словно клялся.

Анна помотала головой в задумчивости. Могла ли она полагаться на интуицию Дорогомилова? Хотя не только на интуицию. Ее ангел-хранитель знал Сицкого не понаслышке. Кем он был: боярский сын Антип Сицкий? Авантюристом? Сорви-головой? Искателем легкой наживы? Всем понемножку, но самое главное: был он человеком, беззаветно преданным московскому князю. Кому было известно о деятельности Сицкого? По словам Дорогомилова выходило, что очень немногим: Курицыну, ему и боярину Прокопу Холмогорову. Было еще одно: страшной смертью погибший писец Борис Холмогоров боярину Прокопию Холмогорову приходился сыном. Именно он был любовником братьев Альбинони, а итальянцев Ромодановский встретил в Литве. В каком году они приехали в Литву? Покачала головой в растерянности: в каком направлении искать? Дело в очередной раз запутывалось. Единственной ниточкой был Холмогоров. Кем он был? Ей просто необходимо было найти хоть кого-нибудь, кто помнил Прокопа. Лыкова бы расспросить, но он был одним из подозреваемых. Вдова Холмогорова уже умерла, младший сын погиб, старший сын служил рязанскому князю Василию Ивановичу. Отправиться что ли в Рязань? Но, подумав, решила пока никуда не отправляться, а попытаться найти сначала тех, кто вместе с Прокопием службу несли.