Далия Трускиновская - Персидский джид

– Лет тому уж десять будет, как послали дозорщиков под землю, и тогда была составлена «Опись порух и ветхостей», – отвечал Сарыч. – Я ее видел, переписать хотел – не дали. Там про все лестницы в башнях с выломанными ступенями, про весь сор написано. Да и не всюду дозорщики залезли, поленились, а написали так: свод каменный-де обвалился, досмотреть нельзя, лестницы нет.

– Ту опись я знаю. Там многого недостает. Ходов под Кремлем, скажем, нет.

– Потому что они до поры не надобны. Либо уже сто лет как не надобны. Те ходы, твоя милость, есть двух видов. Нужные и ненужные.

– Это как же? – невольно спросил Богдаш.

– Нужные – то трубы, по которым вода течет или же грязь в реку вытекает. Ненужные – то слухи. Это такие ходы вокруг башен и у стен, даже перед башнями и стенами, чтобы при осаде там ползать и слушать, не ведется ли подкопа. Да только, слава Богу, осад давно не было.

– И, Бог даст, не будет, – поправил Башмаков. – А перед всеми башнями, сказывали, стояли раскаты. Теперь их убрали и окна заложили, те, что для нижнего боя. Ни к чему они. А были, сказывают, в каждом прясле.

– Еще тайники есть, выходы к воде, тоже на случай осады или гонца выпускать.

– У Водовзводной есть тайник, – похвастался свежеприобретенными знаниями Данила.

– У некоторых башен есть колодцы, иные – с водой, иные – сухие. Сухие они потому, что не для воды делались, а в них на разной глубине есть дыры, через которые попадают в подземные ходы. Для того приходится лестницу или веревки спускать.

– Ну, веревок ты набрал – на весь Кремль станет, – глянув на тугой мешок, заметил дьяк.

– А то еще есть ходы в стенах, верхние и нижние. Они, сказывают, все кремлевские башни соединяют. Сам не проходил, но верные люди так говорят.

– Лабиринт, – произнес дьяк.

Богдаш покосился на Данилу. Он знал, что у товарища в голове хранится прорва всяких ненужных знаний. И время от времени они, словно проснувшись, дают о себе знать.

– Это ходы перепутанные, из эллинской гиштории, – шепнул Данила. – Потом нарисую… Стой!

– Что тебе? – спросил Башмаков.

– Мы тогда здесь вроде не проходили! Кума, ты куда ведешь?

– Да проходили, – голосом, каким говорят со смертельно надоевшим человеком, отвечала она. – Вон, глянь направо – через эту дыру мы зашли в ход, где провалились. Коли хочешь – полезай, ищи две наши ямы!

– И полезу…

– Угомонись, до лестницы еще два, не то три поворота.

Наконец нашли лестницу, нашли и палку, которой удобно было отжимать дверь, спустились в каменные палаты, Сарыч поднял факел повыше и осветил в беспорядке лежащие ядра.

– Ты сюда хотел? Ну, вот, привела, – сказала Даниле Настасья. – И что же? Нет тут ничего путного!

– Тут ядра и колодец, – возразил Данила. – Которые Бахтияр покойный поминал.

– Он еще мышь поминал. А до Беклемишевской башни, сдается, далековато – ведь мы все больше к Спасской поворачивали, – заметил Богдаш.

– Мышь я как будто видел.

– Где?! – изумился Богдаш.

– У княжича пятно на роже, вроде мышонка.

– Тебе не померещилось?

– Есть у него такое пятно, – подтвердила Настасья. – Ничем не вывести.

– Стало быть, он и убил Бахтияра, – задумчиво сказал Башмаков. – А что, Соболев, не было ли при том и тебя?

Подьячий отвернулся.

– Был, твоя милость, – уверенно ответил вместо него Данила. – Потому-то Бахтияр и посылал меня в Приказ тайных дел, а не в Разбойный. Знал, бедный, что в Разбойном правды не добиться – Соболев не даст хода розыску, тем все и кончится.

– А отомстить за себя хотел, – добавил Богдаш. – Что бы там попы не толковали, а отомстить за предательство – святое дело!

– Так! – подтвердила Настасья.

И впервые после того, как сбежал Афонька Бородавка, они поглядели друг на дружку.

Башмаков прошелся взад-вперед, подтолкнул ногой небольшое ядро, оно не поддавалось, он нажал посильнее и прокатил ядро вершка на два. Стенька из любопытства проделал то же самое, и Башмаков усмехнулся его неуемности.

– Степа, узнаешь место? – спросил дьяк.

– Да, батюшка Дементий Минич, сюда мы с Мироном попали, когда по колодцу спустились. Там в стене ступеньки, но лезть было страх как боязно. Сорвешься – костей не соберешь.

– Показывай колодец!

Данила устремился за Стенькой первым, Богдаш – следом. Сарыч преспокойно ждал, пока им надоест бросать вниз кирпичные обломки, чтобы хоть как-то определить глубину, и мастерил веревочную петлю. Башмаков, присев тут же на ядро, деловито перезаряжал пистоль.

– Не булькает, сухой, стало быть, – сообщил Богдаш. – Ну, полезу я, что ли?

Но Данила не мог допустить, чтобы другой человек, пусть даже надежный товарищ Желвак, первым проверил его догадку. Он нырнул в петлю, затянул ее под мышками, сунул за пояс факел и ногами вперед стал вползать в колодец. Ступеньки нашарил не сразу, а потом в голове осталось лишь одно – движение, осторожное и непрерывное. Даже боль в плече словно растаяла от непомерного волнения.

Когда он сполз примерно на сажень, то услышал стук – стук неравномерный, то почти разом два удара, то после краткого перерыва – поочередно. Стук словно пробивался сквозь землю и камень, внушал тревогу, однако Данила усмехнулся – примерно такого он и ожидал…

Он спустился по меньшей мере на шесть сажен. Наконец нога попала в пустоту. Данила поднял голову, увидел в свете факела три лица – Башмакова, Желвака и Сарыча, – и крикнул, что, кажись, нашел вход в нижние подвалы.

Влезть туда оказалось несложно – просто Данила не знал, что кто-то разумный использовал вбитые в камень железные скобы и привязал к ним толстые веревки, за что хвататься. Когда удалось разжечь факел, он увидел это усовершенствование и сообщил наверх. После чего снял с себя петлю и, не дожидаясь, пока начнет спускаться Сарыч, пошел по очередному короткому ходу. Под ногами трескались и разваливались осколки старинных изразцов. Наконец он увидел дверь.

– Ну, Господи благослови! – толкнув ее ногой, сказал Данила.

Дверь отворилась, и он вошел в помещение, которое его сперва порядком смутило.

Это была огромная продолговатая каменная палата с достаточно высокими белокаменными сводами, чтобы поместились два яруса с деревянными помостами. И в ней было довольно светло, чтобы Данила мог обойтись без факела.

Стук, то сдвоенный, то раздельный, повторялся в дальнем углу. Данила бесшумно прошел вдоль стены и увидел мастерскую.

В деревянные столбы, подпиравшие помосты, были вбиты толстые гвозди, на них висела всякая загадочная железная утварь и одежда. На лавках громоздились мешки и короба. Был и стол, с толстыми ногами, с огромным подстольем – не иначе, дубовый. На столе Данила увидел моток проволоки. Проволока была толщиной с его мизинец, и уже не требовалось подсказки, чтобы понять – медная. Там же лежала кучка нарубленных медных кусочков.