Далия Трускиновская - Персидский джид

Возле стола трудились два здоровенных мужика – каждый, коли взвешивать, потянул бы не менее восьми пудов. В плечах они были – как два Данилы, а его Господь плечами не обделил, и в заду каждый – как ядреная боярыня.

Мужики лупили молотами по большим и довольно высоким колодам, но не просто так – сперва они что-то на тех колодах укладывали, приспосабливали, и лишь тогда били что есть силы. У каждой колоды стояло по ведру, куда они вытряхивали свои произведения.

Данила вздохнул – он настолько не верил своей догадке о подземной мастерской, где чеканят воровские деньги, что никогда бы не сказал о ней вслух, ему все чудилось, будто такого быть не может. Уж где-где, но под Кремлем!.. Однако ж откуда-то они брались в Москве, брались в немалых количествах, и если сперва медный рубль шел в одной цене с серебряным, как и было задумано, то теперь на торгу серебряный уж соответствовал двум медным, и народ, чая от этого разнобоя в деньгах немалые беды, клял втихомолку тех, кто затеял делать медные деньги.

И сколько ни искали тайные мастерские, сколько ни посылали людей и от Приказа тайных дел, и от Земского приказа гулять ночью по Москве, слушать, где раздается этот особенный стук, сколько ни ловили злоумышленников, а ручеек фальшивой медной монеты не иссякал, да и только!

– Ф-фу, уморился! – сказал здоровенный мужичище и опустил молот наземь. – Епишка, ты, что ли, приплелся? И охота тебе через колодец лазить! Шел бы, как все люди…

– Пойдет он, как же! – вместо предполагаемого Епишки отвечал второй молотобоец. – Ты его спроси, куда из мешка деньги пропадают! Это не зерно, усушки да утруски нет! Он деньги таскает да через колодец выносит.

Мужичище повернулся.

– А тебе жалко, что ли? – буркнул он. – Сам будто не выносил… Эй! Ты кто таков?

Данила вышел на видное место.

– А вы кто таковы? – уверенно спросил он молотобойцев.

– Кто мы таковы – про то тебе знать незачем. А что ты сюда забрался – так себе на беду, – сказал молотобоец-ябедник и, держа молот наизготовку, уже примериваясь к удару, пошел на Данилу.

Увернуться было несложно – Данила просто-напросто заскочил за столб, подпиравший первый ярус помоста. Столбу и досталось со всей дури.

– Ах ты, блядин сын! – взревел молотобоец и много чего еще бы наговорил, но тут грянул выстрел – и он встал, словно бы в недоумении. Молот грохнулся оземь.

– Что ж ты творишь? – спросил в растерянности этот здоровенный дядька не своим, а каким-то жалобным, чуть не бабьим голосом. – Ты ж… ты меня…

– Ну, падай уж, что ли, – сказал Сарыч, входя.

В руке у него был дымящийся пистоль.

Следующим в подземную палату вошел Башмаков, за ним – Богдаш. Стеньку оставили наверху караулить Соболева и Настасью.

– Ну, вот она, правда-то, и объявилась, – негромко сказал Башмаков. – Ну-ка, поглядим, как они тут устроились…

И, словно не замечая второго молотобойца, подошел к столу, потрогал медные заготовки, нагнулся над ведром и достал горсть фальшивых денег.

– Ишь ты, новенькие, и маточник хорош, без изъяна. Это они не сами маточник резали, а с Денежного двора утащили.

– Стой смирно! – крикнул Богдаш, целясь во второго молотобойца.

– Погоди вопить… – Башмаков высыпал деньги в ведро, подошел к лавке, заглянул в короба и в мешки. – Надо ж, как славно потрудились… вот только не на того хозяина работали…

Данила дивился – почему дьяк не задает вопросов молотобойцам. И еще его смущала задумчивость Башмакова – казалось бы, что тут думать, нужно вязать этих голубчиков по рукам и ногам, выволакивать из подземелья, допросить с пристрастием…

– Прикажешь кончать, Дементий Минич? – спросил Сарыч.

– Да.

Тут же раздался выстрел. Пуля попала в голову второму молотобойцу, и он упал к ногам дьяка, к щегольским сафьяновым сапожкам.

Данила ахнул.

– А теперь, молодцы, все это следует уничтожить, – приказал Башмаков.

Он взял с колод маточники, в которые закладывать медную заготовку для чеканки монеты, увязал их в найденную тряпицу. Потом пошевелил мешок.

– Начнем понемногу избавляться, благословясь, – молвил он. – Тут этой меди пуда четыре, поди. Желвак, не стой столбом, тащи к колодцу. Данила! Помогай!

– А не вытащат из колодца? – спросил Богдаш, не слишком удивленный выстрелом Сарыча.

– Не вытащат, мы его сверху так забьем – умаются ковырять!

Дальше все было похоже на дурной сон – конюхи ведрами носили к колодцу медную воровскую монету и ссыпали вниз. Башмаков и Сарыч меж тем нашли другой вход в палаты и пошли поглядеть, куда он ведет.

– Что ж он их убить велел? – спросил Данила Желвака. – Их же допросить надобно! Пусть бы сказали, кто эту мастерскую устроил, кто и как их нанял!

– Ох, Данила, не всякого в этом государстве обвинять можно, для иного злодея у Башмакова руки коротки, – объяснил Богдаш.

– Для кого ж у него руки коротки, коли сам государь его слушает?! Вот как по его слову Обнорских повязали да по обителям раскидали! А род-то княжеский!

– Сдается, я знаю того человека.

– И кто же?

– Давно про него дурные слухи ходят, да не пойман – не вор. И жаловаться на него государю никак нельзя. Потому что он – тесть государев, боярин Милославский.

– Ты сдурел, Богдаш, – отвечал изумленный Данила. – Нешто Милославскому своих серебряных денег мало, что он вздумал еще воровскую монету бить?

– Денег у него много, да только слишком много не бывает. И ты с другой стороны глянь. Коли Башмаков уничтожает свидетелей, стало быть, не хочет доводить розыск до конца, чтобы ненароком не отыскать преступника. Преступник, выходит, слишком близко к государю… а уж кто ближе, чем государевых деток родной дедушка? Вот наш дьяк и не хочет переть на рожон – мастерскую разгромил, и ладно. Хозяин придет, покойников увидит – менее всего на Приказ тайных дел подумает…

– Неужто Башмаков отступится?

– Как знать. Ты заметь – маточники-то он припрятал. А то – улика.

Повыкинув все воровские деньги, заготовки и мотки толстой медной проволоки, Данила и Богдаш вернулись в подземную палату. Там им пришлось, взяв молоты, разбить лавки и стол. Обломки тоже спустили в колодец, а сверху их пришлепнули двумя тяжеленными колодами.

– Теперь кому охота – пусть те колоды выволакивает, – сказал Башмаков, – да только без ворота это не получится. Считайте, похоронили измену – и слава Богу. Давайте отсюда выбираться, молодцы.

О том, далеко ли зашли с Сарычом да что там увидели, он не сказал, а спрашивать Данила и Богдаш не стали.

Стенька спустил сверху веревку и помог всем четверым выкарабкаться из колодца.

Данила думал, что теперь Башмаков захочет покинуть подземелье, где и холодно, и сыро, и дело, за которым шли, сделано. Однако дьяк подозвал к себе ярыжку.