Далия Трускиновская - Персидский джид

– А что, Степа, правильно я понял – если вылезть наверху из колодца, то можно до троекуровского погреба добраться?

– Именно так, батюшка Дементий Минич.

– Полезай-ка с Сарычом да поглядите, не найдется ли следов Обнорского с братией. Коли он на троекуровский двор пробирался, то на этот ход виды имел…

– В приказе у нас лежит та сказка, что я у троекуровской дворни отбирал, – похвастался Стенька. – Там прямо сказано, что был человек, звать Якушкой, который сбежал, боярина обокрав, и прихватил с собой персидский джид. А коли тот джид у Обнорского оказался, то и Якушка где-то поблизости обретается. Потому что от него, статочно, Обнорский проведал про подземный ход!

– Вот понемногу клубочек и распутывается… Ну, полезайте, а мы вас подождем.

Сарыч был ловок – вскарабкался первым и помог Стеньке.

Башмаков встал перед понурой Настасьей.

– Сама себя ты, девка, обхитрила. Думала, Обнорский мешки с воровскими деньгами ищет, а ты у него из-под носа те мешки утащишь. Твое счастье, что не успела! Как прознала, за чем он под Кремлем охотится? Говори, пока спрашиваю здесь! Не то в застенке заговоришь.

– Он с купцом Клюкиным сдружился, – очень неохотно сказала Настасья. – А купец возит пушнину из сибирских украин. Да и не только – ценинную расписную посуду вон привозил, да только вряд ли, что из самого Китая – Обнорский, поди, ограбил обоз, а сам ее продать не умел, Клюкину передал. А мне умные люди сказали – в Сибирь-де медные деньги государь везти не велел, и за это наказывают. А купцы все же везут медь туда возами, скупают за нее мягкую рухлядь, да еще и дурят тамошний народ немилосердно, и медью на таможнях пошлину платят. Вот я и подумала – Клюкин хитер, не иначе, воровские деньги в сибирские украины возит, а там – кто разбираться станет? А где он их возьмет? А может статься, тайную мастерскую знает. Когда же Обнорский повадился под Кремль лазить, я и поняла – лучшего-то места для мастерской на всей Москве не сыскать!

– Это ты верно поняла, – согласился Башмаков. – До Клюкина мы еще доберемся – слышишь, Соболев?

Подьячий и вовсе отвернулся – явно переживал заранее будущие неприятности.

– Может, ты еще сообразила, почему государь не хочет пускать медь в Сибирь? – спросил дьяк.

– А потому, что раньше купец ехал в Сибирь – вез с собой денег немного, а снаряжал обоз с городским товаром. Теперь же везет одну медь, а дальние города и остроги без городского товара остались.

– Как же ты, умница, в такую дурацкую затею вляпалась? – Дьяк вздохнул. – На что польстилась? Думала – выследишь княжича, отнимешь медь и будешь жить припеваючи? Ты мне поверь, вся эта суета с медью – ненадолго. И цена ей с каждым днем все меньше. А коли попалась бы? Да не с тремя копейками в кошеле, а с пудом воровских денег?

– А ты, батюшка Дементий Минич, гляжу, меня пожалел. С чего бы? – полюбопытствовала строптивая Настасья.

– Ты меня тогда вокруг пальца обвела – спасибо за науку, – отвечал Башмаков.

Данила невольно улыбнулся – ловок дьяк. Вроде и поблагодарил от души, однако дал понять, что всякое Настасьино слово у него теперь под огромным сомнением.

Настасья невольно усмехнулась.

– Я не все вру, порой и правду скажу, – молвила она. – За Обнорским не только ради тех денег окаянных гонялась…

– Да ведь деньги-то до чего кстати пришлись… – заметил дьяк. – Из-за них ты тому Бородавке бежать пособила, а ведь Бородавка, коли встряхнуть хорошенько, много чего мог про Обнорского поведать. А теперь вон лежит мертвый. А был бы жив и разговорчив, кабы не твои затеи… Хорошо, Желвак догадлив был.

Настасья кинула взгляд на Богдана, он тоже на нее покосился. Данила отвернулся – переглядываются, и шут с ними! Настасье для полного бабьего счастья надобно такому кремню, как Богдашка, голову заморочить! А вот Богдан… поди знай, что думает обо всем этом Богдан, не спрашивать же…

Чтобы не тратить зря время, Башмаков стал задавать Соболеву вопросы – как связался с Обнорским, давно ли на его сторону переметнулся, кто еще в Разбойном приказе потворствует Обнорскому. Соболев отвечал кратко, неохотно, однако по существу – Обнорский сыскал его сам, предложив выдать ватагу Юрашки Белого, встречались они тайно в доме за Покровскими воротами, потом княжич не поскупился на «барашка в бумажке», а далее уж никак нельзя было ему отказать…

– Это за ним водится, – заметила Настасья. – Деньгам ни цены, ни меры не ведает. Нищему на паперти может золото кинуть. Сказывали, была у него дорогая булатная сабля – побился об заклад, что березку с одного замаха срубит, весь булат со злости изломал.

Данила вспомнил джид. Такой бы беречь, а Обнорский раскидал джериды как попало, они его, может статься, и сгубили…

В колодце зашебуршало, первым сполз сверху Стенька и, не дожидаясь Сарыча, заголосил так, как привык в Земском приказе, чтобы всех перекричать, а важные сведения Деревнину поскорее сообщить:

– Батюшка Дементий Минич, беда! Ход-то заложен оказался! Забили его чем-то, а чем – оттудова не понять!

– В погребе дыру, что ли, наконец заложили? – уточнил Башмаков. – Занятно… Не забудь Деревнину донести.

– Идем, Дементий Минич, – сказал Сарыч, вылезая из колодца. – Нам еще придумать надобно, как отсюда выбираться. В соборе-то мы проскочили быстро, вниз прыгать – не вверх лезть. Но Господь милостив был. В другой раз девку тем же путем тащить – милость Его испытывать. А не стоит…

– И то верно… Эй, Соболев! – окликнул дьяк. – Будет тебе дуться, как мышь на крупу. Ну-ка, говори живо, как ваша ватага под Кремль пробралась! Сейчас-то мы еще по-человечески толкуем, а будешь запираться – кат с тобой иначе поговорит.

– Через Покровский собор, – неохотно отвечал подьячий. – Там в нижних подклетах ход открывается.

Данила уже знал, что многие московские улицы и храмы имеют по два названия. Ту же Ильинку многие звали еще Дмитровкой, а Покровский собор – собором Василия Блаженного.

– И что, многие про тот ход уже проведали? – продолжал допрос Башмаков.

– Почем мне знать. Только не у всех смелости хватает тем ходом лазить, в нем нечистая сила водится.

– Под собором – нечистая сила? – удивился дьяк.

– Поодиночке там уж не ходят, боятся. Беси и черти, бывает, такую возню подымают, так визжат – кровь в жилах застывает, сам как-то слышал…

Данила и расхохотался, а следом за ним – Богдаш.

– Тише вы, жеребцы стоялые, – призвал к порядку дьяк. – Что, Сарыч, пойдем через соборные подклеты?

– А не пойдем, – тут же отвечал загадочный помощник. – Мало ли на какую сволочь там наткнемся. А с нами – пленный. И терять его нельзя. Может статься, и другой пленный еще жив. Через Успенский собор выходить будем.