Валентин Лавров - Тайны двора государева

Авдотья Чернышева, жгучая брюнетка, источавшая всей своей натурой истинно дьявольское лукавство, славилась красотой и откровенным беспутством.

Танцуя с ней, государь вдруг испытал не только приятное возбуждение, но и непонятное, с юношеских лет забытое любовное волнение.

Танцуя менуэт, государь спросил:

— Ты, Авдотья, была в гроте, куда я ставлю греческие и римские антики?

— Нет, государь, не была! — соврала Авдотья, понимая, к чему кавалер разговор клонит.

— Так я тебе покажу статую мраморного Венуса, которую мне почти за две сотни ефимков Кологривов в Риме купил. Она названа мною Таврической. Теперь же отправляйся в грот и ожидай меня там.

Авдотья покорно наклонила голову и тихо, с мягкой покорностью молвила:

— Да, государь…

Свидание в гроте состоялось. Оно было полно притворных клятв в вечной любви, фальшивых восторгов и прочей чепухи, которая является обязательной приправой к объятиям, как рюмка водки к обеду.

Но прошло немного времени, и Петр с горечью раскаивался: «Зачем этой гнусной распутнице Авдотье свидание назначил в гроте?»

Последствием сей неосторожности стала жесточайшая болезнь, носящая имя богини любви.

Минуло несколько месяцев.

Как вспоминал царский лекарь Христофор Паульсон, «государю сей недуг причинял мучительные запор в моче и рези. Однако он о том никому не сказывал и даже не давал того приметить воздержанием от горячительных напитков и соблюдением необходимой диеты. Он кушал и пил, работал и веселился так, что никто не подозревал о его болезни».

Но гонорея не насморк, сама по себе не проходит. Болезнь делалась все нестерпимей, хоть с жерновом на шее в Неву бросайся. Однако необъяснимая застенчивость продолжала владеть государем.

— Выхода нет, — решил наконец он. — Буду сам себя лечить. Анатомию я изучил, знаменитый Бургава из Лейдена давал мне уроки, зело восхищался моим умением вскрывать покойников. Великий анатом Фридрих Рюш читал мне лекции. А сколько операций я не токмо посетил, но и помог сделать? А себя уж вылечу…

После сего монолога, обращенного к самому себе, позвал камердинера Постнова. Вдруг ласково предложил вина, доверительно произнес:

— Послушай, Федор, тут… э-э… того, ну, понимаешь, один дипломат занедужил венериной болезнью, запор у него в моче и рези острые. Зазорно ему перед лекарями открываться. У тебя нет ли кого из знающих хорошее лечение?

Камердинер сразу понял, о каком «дипломате» речет государь, на мгновение задумчиво собрал морщины на лбу и вдруг с угодливостью произнес:

— Как же, ваше величество, обязательно есть! Эскулапий в сих делах знатный. Нынче же побегу…

И побежал.

Государя ожидала горькая беда.

Есть порода людей самоуверенных и увлекающихся. Беда, коли такие займутся медициной: пациентов их можно лишь жалеть.

Феликс Шварц служил в свое время подметальщиком в Петербургском сухопутном госпитале. Потом чем-то показался доктору Антонию Апостолову, и тот взял его к себе на должность, весьма неопределенную, скорее всего похожую на нынешнюю санитарскую. Во всяком случае, Феликс чувствовал, подобно самому Петру Великому, непреодолимую тягу к занятиям медицинским. Он помогал при вскрытии трупов, ставил пиявки, перевязывал, бросал руду — пускал кровь, делал примочки, клистиры и все, что прикажут.

Принимая умный вид, любил давать не бесплатные советы и лекарства, им самим изготовленные.

Когда такая важная персона, как государев камердинер, вдруг счел нужным обратиться к самозваному лекарю, тот аж задохнулся от гордости. Спрятав в кошелек гонорар и нацепив на узкий и длинный нос очки, он с умным видом произнес:

— Вот возьмите, сударь, микстуру, кою следует вводить в детородный орган через катетер. От рачительного употребления сего средства болезнь уже через месяц проходит. И еще, вот вам необходимая мазь. Ее состав — масло мушкатное, корень брусе и копелис венерис. Сим намазывайте больное место, от чего вскорости произойдет облегчение.

Государь вызвал придворного ювелира, приказал:

— Изготовь-ка, братец, полдюжины тончайших катетеров.

Ювелир-немец вопросительно поднял голову:

— Золотых или серебряных?

Государь на мгновение задумался: «Из золота бы, конечно, лучше, да ведь, подлец, украдет сколько-нибудь металла сего!» Вслух произнес:

— Из серебра, да срочно!

Уже на другой день ювелир принес катетеры. Государь, уединившись, испытывая жуткие боли, словно его истязал безжалостный палач Сысой, бужировал себе уретру.

Как ни странно, но на первых порах болезнь, казалось, отступила, урина стала выделяться лучше, а гной уменьшился.

Государь в надежде на еще лучшее счастливо улыбался, щедро одарил своего глупого камердинера и приказал:

— Вот, отнеси сей перстень с яхонтом лекарю, который лекарство доброе прислал! Как совсем выздоровею, так награжу его по-царски.

Камердинер выполнил приказ Петра лишь отчасти. Перстень он оттащил к себе домой, а лекаря напоил в австерии вином и говорил в уши ласковые, медовые речи:

— Знатная персона, кои ваши снадобья принимала, вельми довольна вами…

Лекарь едва не лопался от гордости:

— Всегда для вашей милости к услугам готов…

Но, увы, царская милость вскоре сменилась безудержным гневом.

Минуло еще две недели, как болезнь с новой силой навалилась на государя. Совсем невзвидел он света белого. Рассерчавшись, приказал:

— Шарлатана-лекаря доставить ко мне!

Приволокли гвардейцы самозваного эскулапия. Стал государь с врачевателем вести разговоры относительно анатомии и фармакологии, насчет терапевтии и истории медицины. Понял великий государь, что перед ним не лекарь умелый, а обыкновенный жулик.

Иван Трубецкой, любимец царя, тут же находился. Спрашивает:

— Куда его, в застенок, на суд?

Дернул государь головой влево, лицо его исказила гримаса, сквозь зубы выдавил:

— В Неву его, Вань, опусти, только камень привяжи покрепче!

— Пусть раков, мать его, кормит! — расхохотался Трубецкой. — Пойдем, эскулапий…

Гвардейцы выволокли по ступеням Шварца и тут же, прямо пред дворцом государевым, утопили проходимца.

Государь, раскрыв окно, внимательно за наказанием следил.

Сказывают, что именно тогда Петр Алексеевич произнес историческую фразу:

— Неумелый лекарь в доме хуже вражеского шпиона в государстве!

Впрочем, ходит слух, что тот зловредный эскулапий с помощью нечистого выплыл, бежал в Москву и еще немало добрых людей перекалечил, а его потомки в белых халатах и ныне действуют.