Валентин Лавров - Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Дворник, закончив уборку, отправился в свою каморку — в подвале, вход со двора. Проход в подъезд стал свободным.

Азеф сказал что-то извозчику и сам неспешно слез на мостовую.

Извозчик набросил вожжи на коновязь — чугунную тумбу в виде гриба со шляпкой — и заспешил за седоком в подъезд трехэтажного дома.

Вскоре эта пара вернулась: извозчик тащил на плече тяжелую корзину, Азеф держал в руках черный кожаный портфель.

Азеф широко улыбался.

— В «Альпийскую розу», — коротко приказал гений политических афер.

Лошадка бодро зацокала копытами по булыжной мостовой.

Городовой приложил к лакированному козырьку ладонь:

— Здравия желаю, ваше благородие!

Азеф кинул под ноги городового семик — две копейки: за усердие!

Жизнь была прекрасной.

17 августа «Сибирский экспресс» прибыл с точностью до минуты. На перроне пахло паровозным дымом, раздавались короткие гудки маневрового паровичка, ошалело носились встречающие, неспешно шли вдоль вагона смазчики, носильщики спешили перехватить выгодного пассажира.

Азеф стоял напротив пятого вагона. Он сразу разглядел блондинку провинциального вида с громадными синими глазами, в старомодном жакете в талию, с кокетливой перевязью на шее. На девице была соломенная шляпка с шелковыми лентами. Из-под шляпки игриво выбивалась светлая челка, свивавшаяся в мелкие колечки. Взор ее сиял молодым счастьем и неудовлетворенным любопытством. В одной руке она держала баул, вторую, с оранжевым зонтом, смешно и неестественно задирала вверх. Она во все стороны крутила хорошенькой головкой с чуть вздернутым носиком, шаря взглядом по толпе встречающих.

Азеф усмехнулся: «Хороша птичка! Надо будет ей перышки под хвостиком почистить». Он протиснулся вперед и протянул руку:

— Здравствуйте, Наташа Вербицкая!

Та растерянно отвечала, забыв про пароль:

— Здравствуйте, товарищ!

— Позвольте ваш баул, вот так-то! А где чемодан с вещами?

Вербицкая смущенно отвечала:

— У меня, знаете ли, его нет, все влезло в баул. Я, знаете ли, в Москве хочу купить обувь и готовое платье.

Азеф взял гостью под локоть и с игривостью произнес:

— Сударыня, всякий мужчина при взгляде на вас теряет разум. Вот и я, увидав вас, сразу забыл обо всем на свете. Я должен был назвать пароль: «Добро пожаловать в златоглавую!» А вы что обязаны ответить?

Гостья от смущения покраснела и отбарабанила:

— «Надеюсь, что вы Москву мне покажете».

— Покажу непременно, из которых главная достопамятность — это я! — И Азеф привлек к себе свободной рукой девицу и затяжным поцелуем приник к ее рту. Та безропотно стерпела, видимо решив, что в просвещенной столице именно так принято встречать сибирских гостей.

…На площади сели в коляску и покатили на Софийку, в конспиративный номер охранки. Вербицкая восхищалась Москвой и нарядной публикой:

— Такое счастье здесь жить! Кругом культура и восхитительная красота, а у нас в Сибири — полчища комаров да стада медведей. Верите, порой на городскую окраину заходят! А вы, Иван Николаевич, любите стихи?

— Жить без стихов не могу!

— Помните великолепные строки Семена Надсона:

Как мало прожито, — как много пережито!

Надежды светлые, и юность, и любовь…

И все оплакано… осмеяно… забыто,

Погребено — и не воскреснет вновь! –

Каково? — Она вопросительно смотрела на Азефа.

Тот поднес платок к глазам, сделал вид, что вытирает слезы, и пробормотал:

— Так Пушкин даже не умел и не мечтал Некрасов! Позвольте я еще раз вас поцелую! — что и сделал у всех на виду.

У Вербицкой от столичных обычаев голова шла кругом.

Спускаясь по Кузнецкому мосту, Азеф тростью хлопнул извозчика по плечу:

— Стой, холера! Да не здесь, а продвинься к цветочному магазину.

На горизонтальной зеркальной вывеске крупными буквами было написано: «Цветы натуральные разнообразные». И на соседней — помельче: «Садовые, комнатные, букетные, декоративные в корзинах, горшках и пальмы различных сортов».

Азеф спрыгнул на тротуар и галантно протянул руку:

— Прошу, сударыня!

Недоуменно озираясь, Вербицкая вошла в цветочный магазин. В нос ударила смесь разнообразных запахов. Мелким бесом рассыпался приказчик:

— Что прикажете, ваши благородия?

— Какие у тебя розы самые превосходные?

— Именно сегодня свежего среза получили партию из царских парников, называются «Египетские ночи». — Опытным взглядом прикинул, оценил: «Не с женой — с любовницей прикатил, торговаться не станет, заломлю ему и цену египетскую!» — Розы эти, ваше благородие, чудного свойства и запаха незабвенного, и цену себе они знают. Прямо скажу — по полтине штучка, но, извольте обозреть, палки аршина полтора и стоять будут в вазе до второго пришествия.

Азеф высокомерно пресек приказчика:

— Я тебя, обалдуй, не про цену спрашиваю, а про достоинства. Интересней «Египетских ночей» у тебя нет ничего?

Приказчик испугался: «Как бы тороватого покупателя не лишиться!» Затараторил пуще прежнего:

— Ваше благородие, превосходнее «Египетских ночей» ничего в природе еще не произрастает. Ежели, к примеру сказать, моя цена для вас несоразмерная, то сделаю ее самой для себя унизительной, по гривенничку скину, едино чтобы угодить такому важному лицу…

— Для любимой дамы — семнадцать роз, да поживей!

— В единое мгновение ока! — завертелся приказчик. Крикнул мальчиков-помощников: — Васька, Никишка, готовьте сюиту «Вздохи амура»! Шелковые ленты розовые, корзина — ладья, бумага вощеная! — Повернулся к Вербицкой: — Позвольте, барыня, розы вам для показа демонстрировать. Рекомендэ вот эту, вот эту, а вот от этой отказаться нет возможности…

Букет и впрямь вышел роскошный. Азеф швырнул ассигнацию:

— Сдачу не надо! — Повернулся к Вербицкой: — Вам, Наташа, букет понравился?

— Это мне? — изумилась она.

— Разумеется!

— А почему такой громадный — семнадцать роз?

— А какое нынче число?

— Семнадцатое!

— Именно сегодня, божественная, я впервые вас увидал! Этот день станет самым счастливым в моем революционном сердце, каждый год я буду отмечать эту прекрасную дату — семнадцатое августа.

Сели в коляску и продолжили путь. Возле «Альпийской розы» Азеф снова постучал тростью по плечу извозчика:

— Въезжай прямо на тротуар, рядом с входом становись.

— Там городовой, он мне холку намнет…

— Молчать, мерзавец! Скажешь: генерала армии Виноградова с супругой доставил!

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

Вербицкая обомлела: «Так он еще и генерал, а я уже и супруга? Вот это настоящий мужчина, не то что наши замухрышки!»

Из подъезда выскочил знающий повадки Азефа швейцар Василий, встал по стойке смирно: