Лоран Бине - Седьмая функция языка

В этот момент в очереди раздается крик: «Вор! Держите вора!» Какой-то турист бежит за щипачом. Соллерс машинально лезет во внутренний карман пиджака.

Но тут же берет себя в руки: «Ха, вы видели? Наверняка француз… французов всегда обносят. Вы уж осторожнее. Итальянцы – великая нация, но, как все великие нации, бандиты… Вынужден вас покинуть, а то пропущу мессу…»

И Соллерс удаляется, шлепая тонкими сандалиями по венецианской мостовой.

– Видел? – спрашивает Байара Симон.

– Да, видел.

– Эта штука у него.

– Да.

– Так может, сразу и отберем?

– Надо сначала убедиться, что это не фуфло. Для этого тебя сюда и послали, если помнишь.

На лице Симона возникает едва уловимая самодовольная улыбка. Еще один изгиб очереди. Про японцев он тут же забыл.

Двести галер проходят через пролив Корфу и движутся к Ионическому заливу, среди них «Ла Маркеза», которой командует генуэзец Франческо Сан-Фреда, на борту также капитан Диего де Урбино и его люди, они играют в кости, и среди них – сын погрязшего в долгах дантиста, отправившийся, как и все, на поиски славы, а заодно и денег, кастильский идальго, искатель приключений, нищий дворянин шпаги, молодой Мигель де Сервантес.

Помимо карнавальных увеселений, в венецианских дворцах тут и там устраивают торжества для избранных, и праздник в Ка Реццонико не уступает им ни в притягательности, ни в элитарности.

Изнутри доносятся громкие голоса на зависть прохожим, которые вместе с пассажирами вапоретто задирают головы, пытаясь заглянуть в бальный зал, где видны или угадываются росписи с оптическими иллюзиями, огромные стеклянные многоцветные люстры и роскошные фрески XVIII века, украшающие плафон; увы, все приглашения исключительно именные.

О празднествах «Клуба Логос» в прессе не сообщается.

Сегодня мы бы сказали, что «Клуб Логос» не раскрывает информацию о подобных событиях.

И все же праздник проходит в самом сердце города дожей. Собрались человек сто, лица у всех открыты. (Вечерний дресс-код положен, но бал некостюмированный.)

На первый взгляд, происходящее не отличается от обычной роскошной вечеринки. Но стоит послушать разговоры. Здесь не сходят с языка эксорд, перорация, пропозиция, альтеркация, рефутация. (Как говорил Барт, «увлечение классификацией обычно кажется игрой в бисер тому, кто ею не занимается».) Анаколуф, катахреза, энтимема и метабола. («Ну еще бы!» – сказал бы Соллерс.) «Не думаю, что Res и Verba следует переводить просто как „вещи“ и „слова“. Res, как говорил Квинтилиан, это quae significantur [418] Что обозначается ( лат .). , а Verba – quae significant [419] Что обозначает ( лат .). ; то есть на уровне речи – означаемые и означающие». Ну да, само собой разумеется.

Обсуждаются прошлые и будущие турниры, многие приглашенные – ветераны с обрубленными пальцами или молодые волки, рвущиеся к трибуне, большинству есть что вспомнить о славных и драматичных баталиях, к которым они не прочь вернуться под полотнами Тьеполо.

«Я даже автора цитаты не знал!..»

«А он мне выдает из Ги Молле! Убил, хе-хе!»

«Я был на том легендарном поединке Жан-Жака Серван-Шрейбера и Мендес-Франса [420] Жан-Жак Серван-Шрейбер (Jean-Jacques Servan-Schreiber, 1924–2006) – французский журналист и политик, занимавший преимущественно центристскую позицию; Пьер Мендес-Франс (Pierre Mendès France, 1907–1982) – французский политический деятель, придерживался левоцентристских взглядов. . Но уже и тему забыл».

«А я – на Леканюэ с Эмманюэлем Берлом [421] Жан Леканюэ (Jean Lecanuet, 1920–1993) – французский политик, представитель христианских демократов, идеолог правоцентристского направления; Эмманюэль Берл (Emmanuel Berl, 1982–1976) – французский журналист и историк. . Сюрреалистично».

«You French people are so dialectical…» [422] «Вы, французы, так любите полемизировать…» ( англ .)

«Я вытягиваю сюжет: ботаника! Решил, что мне конец, а потом вспомнил деда в огороде. Спасибо дедуле – спас мне пальцы».

«Тогда он возьми и ляпни: „Хватит в каждом видеть атеиста. Спиноза был величайшим мистиком“. Придурок!»

«Picasso contra Dalí. Categoría historia del arte, un clásico. Me gusta más Picasso pero escogí a Dalí» [423] «Пикассо против Дали. Категория: история искусств, классик. Мне больше нравится Пикассо, но я выбрал Дали» ( исп .). .

«Ему давай футбол, я в этом ни бельмеса, а он – о „зеленых“ и о „Котле“» [424] «Зелеными» называют французский футбольный клуб «Сент-Этьен» – по основному цвету символики; «Котел» («Chaudron») – неофициальное название стадиона «Жоффруа Гишар» в Сент-Этьене. .

«Нет, я уже два года не выхожу, теперь снова в риторах, ни времени нет, ни сил – дети, работа…»

«Я уже готова была сдаться, и вдруг чудо: он произносит ТАКУЮ чушь, что лучше бы прикусил язык».

«C’è un solo dio ed il suo nome è Cicerone» [425] «Есть только один бог, и имя ему Цицерон» ( ит .). .

«I went to the Harry’s Bar (in memory of Heming-way, like everyone else). 15 000 liras for a Bellini, seriously?» [426] «Я ходил в „Бар Гарри“ (помянуть Хемингуэя, как все). Пятнадцать тысяч лир за „Беллини“ – это вообще серьезно?» ( англ .)

«Heidegger, Heidegger… Sehe ich aus wie Heidegger?» [427] «Хайдеггер, Хайдеггер… Я похож на Хайдеггера?» ( нем .)

Внезапно как будто пенистая волна окатывает лестницу и растекается вокруг. Все поворачиваются, чтобы встретить нового гостя. В сопровождении Байяра входит Симон. Публика встает плотнее и в то же время словно робеет. Вот это молодое дарование, о котором только и говорят – взялся неизвестно откуда, и хотя времени прошло всего ничего, уже поднялся до перипатетика: четыре ступени в трех последовательных турнирах, в Париже, тогда как обычно такое восхождение совершается годами. А скоро, может, будет и пять. На нем антрацитовый костюм от «Армани», рубашка жухло-розового оттенка и черный галстук с тонкими фиолетовыми полосами. Байяр решил, что ему менять свой потертый костюм не обязательно.

Присутствующие все смелее обступают дарование, уговаривая его рассказать о парижских подвигах: с какой легкостью, сыграв так, будто это разминка, он сначала положил на лопатки ритора, когда получил вопрос о внутренней политике («Всегда ли нужно быть в центре для победы на выборах?») с цитатой из «Что делать?» Ленина.

Как он потеснил оратора на специфической теме по философии права («Легальное насилие – тоже насилие?»), обратившись к Сен-Жюсту («Нельзя властвовать в невинности», но прежде всего: «Король должен править или умереть»).

А как он выступил против воинственной диалектички с цитатой из Шелли («Не умер он; он только превозмог сон жизни…» [428] Перевод В. Микушевича. ), изящно поиграв Кальдероном и Шекспиром, но еще, с изысканной утонченностью, «Франкенштейном».

И так красиво обошел перипатетика с фразой из Лейбница («Научить можно всему: даже медведя – танцевать»), попутно позволив себе роскошь доказательства, основанного почти исключительно на цитатах из маркиза де Сада.