Валентин Лавров - Русская сила графа Соколова

— Вставай, братва, вставай…

Закоченевшее за ночь тело отогревали весьма своеобразным и страшным завтраком: приказчик наливал железную кружку мутной сивухи. На «закуску» некоторые пили воду — прямо из Волги.

Потом «хомутались» — впрягались в бечеву. С надрывом пели «Дубинушку», пытаясь сдвинуть с места тяжеленную расшиву. Но все-таки растолкали, пошла, пошла по Волге-матушке…

Сами бурлаки, напрягаясь до предела, топали вдоль берега — то хлюпали по колено в болоте, то, чертыхаясь и проклиная все на свете, путались в прибрежных кустах.

Богатырское сложение, открытое, благородное лицо Гиляровского, пришедшего «тянуть лямку» не ради куска хлеба, а ради любви к приключениям, вызывали уважительное отношение ватаги.

«Мне посчастливилось… — вспоминал Гиляровский, — меня сразу поставили третьим, за подшишечным Уланом, сказав:

— Здоров малый — этот сдержить!

И Улан подтвердил: сдержить!

И приходилось сдерживать — инда икры болели, грудь ломило и глаза наливались кровью.

— Суводь, робя, держись. О-го-го-го… — загремело с расшивы, попавшей в водоворот.

И на повороте Волги, когда мы переваливали песчаную косу, сразу натянулась бечева, и нас рвануло назад.

— Над-дай, робя, у-ух! — грянул Костыга, когда мы на момент остановились и кое-кто упал.

— Над-дай! Не засарива-ай!.. — ревел косной с прясла. Сдержали. Двинулись, качаясь и задыхаясь… В глазах потемнело, а встречное течение — суводь — еще крутило посудину…

А тут еще с десяток мальчишек с песчаного обрывистого яра дразнили нас:

— Аравушка! Аравушка! Обсери берега!

Но старые бурлаки не обижались, и никакого внимания на них.

— Что верно, то верно, время холерное!»

Прошел первый и очень тяжелый бурлацкий день. Не раскаивался ли юноша, что ухватился за бурлацкую лямку? Сам он пишет об этом так: «Устал, а не спалось. Измучился, а душа ликовала, и ни клочка раскаяния, что я бросил дом, гимназию, семью, сонную жизнь и ушел в бурлаки. Я даже благодарил Чернышевского, который и сунул меня на Волгу своим романом „Что делать?”».

Я предвижу вопрос читателя: «Когда все здоровое растет, развивается вверх, не порочно ли, не противоестественно опускание молодого Гиляровского вниз, на социальное дно?»

Согласен, что на поверхностный взгляд дело так и выглядит. Но в характере будущего знаменитого журналиста ясно проглядывают две черты: желание испытать себя в различных трудностях и страстное стремление освоить неизвестное. И Чернышевский стал для Гиляровского всего лишь предлогом. Не попадись в руки его книга, так нашлась бы иная причина, чтобы таскать баржи или попасть на время в уголовную обстановку ночлежек Хитрова рынка.

Нужно помнить и об извивах того времени, когда сытую часть общества стали вдруг вдохновлять образы вороватых челкашей, а в социальном дне — бедствии любого государства — увидали некую романтику, вполне ложную, впрочем.

Постоянно добром вспоминал и атлетические уроки матроса Китаева. Без той физической подготовки, которую тот дал гимназисту, не сдюжил бы семнадцатилетний хлопец в ватаге.

Любопытно, что Гиляровский проделал по Волге тот же путь, что и герой романа Чернышевского, прошедший «от Дубровки до Рыбинска», только в обратном направлении, сверху вниз, подражая благородному Рахметову, желавшему быть «работником всяких здоровых промыслов».

Стал гимназист своим среди бурлацкой братии. Прошлым здесь хвалиться было не принято — «на всякий случай», да и различных «подвигов», за которые закон карал сурово, числилось за ватажниками множество. Имен своих, поди, многие не помнили — пользовались кликухами.

Гиляровского называли Алеша Бешеный. Алексеем назвался по имени отца, а бешеным прозвали за неистощимую энергию. «Я к концу путины совершенно пришел в силу и на отдыхе то на какую-нибудь сосну влезу, то вскарабкаюсь на обрыв, то за Волгу сплаваю, на руках пройду или тешу ватагу, откалывая сальто-мортале, да еще переборол всех по урокам Китаева».

Прошел Володя всю путину, доказал себе и людям и характер крепкий, и силу богатырскую. Отправился он вместе с друзьями в трактир, где крючники собирались. Заняли стол перед распахнутым окном, в которое виднелись необъятные волжские просторы, тысячи людей, снующих по причалу и набережной, в десять рядов стоявшие суда с хлебом, сотни грузчиков, с кулями и мешками торопливо бегающих по сходням.

Заказали рубца, воблы да яичницу в два десятка яиц.

— С привалом!

В этот момент в трактир ввалились три широкоплечих богатыря в красных жилетках, обшитых галунами, в рваных картузах. Сразу видать — народ тертый, бывалый!

Вскочили спутники Володи, стали с пришедшими обниматься, целоваться — встретились старинные друзья.

Познакомились и с Володей. Кликухи серьезные: Петля, Балабурда… Жмут руку своими железными лапами.

— Удалой станишник выйдет! — кивнул Костыга на Володю. — Крепкий парень, с характером.

Вошедшие с сомнением покачали головами:

— Жидковат! — Балабурда сделал кислое лицо. — Водку совсем не пьет, кишки так простудить может. Да и ручонка-то бабья, нежная.

Взыграла молодая кровь, заскрипел зубами Гиляровский.

«Мне показалось это обидным, — признавался он позже. — На столе лежала сдача — полового за горячими кренделями и за махоркой посылали. Я взял пятиалтынный и на глазах у всех согнул его пополам — уроки Китаева — и отдал Балабурде:

— Разогни-ка!

Дико посмотрели на меня, а Балабурда своими огромными ручищами вертел пятиалтынный.

— Ну тя к лешему, дьявол! — и бросил.

Петля попробовал — не вышло. Тогда третий, молодой малый, не помню его имени, попробовал, потом закусил зубами и разогнул.

— Зубами. А ты руками разогни, — захохотал Улан.

Я взял монету, еще раз согнул ее, пирожком сложил и отдал Балабурде, не проронив ни слова. Это произвело огромный эффект и сделало меня равноправным».

Далее события развивались стремительно и даже увлекательно. Оказалось, что Петля и Балабурда работают грузчиками в Рыбинске, а верховодит ими знаменитый разбойник Репка, про которого Костыга еще прежде все уши прожужжал Гиляровскому.

Услыхав про Репку, Костыга даже подпрыгнул и от восторга чувств грохнул кулачищем по столу:

— Как, Репка?!

Петля поведал, что Репка сбежал из Сибирской тюрьмы и пробирался на Черемшаны, где у него в лесу была зарыта «поклажа» — гора золота и серебра.

Разудалый Петля, случайно встретивший разбойника в Самаре, отговорил Репку:

— Золото не убежит, оно в земле лежит. Веселья для-ради айда вместе в Рыбне крючничать… А зимой и в скит можно!