Ирина Потанина - Труп из Первой столицы

— Да, не желаем. После трагической гибели Милочки было бы некрасиво не изменить планы. Да и, если честно, нам попросту нечего так долго делать в Харькове. Автопробег приурочен к окончанию съезда, а он собирается тянуться еще две недели точно.

— Если хотите, можете вместо поездки в Киев в автопробеге по городу поучаствовать, — вдруг вспомнила о предстоящем мероприятии Света. — У нас на днях будет проходить демонстрация под девизом «Мы готовимся к обороне». Можно и на автомобиле, и на лошади, и пешком. Главное, чтобы в противогазе.

— Ого! — не удержалась Эльза Юрьевна. — В противогазе я бы сразу задохнулась!

— Чтоб не задохнуться, существуют нормы БГТО, — гордо сказала Света и пояснила для непонятливых: — Будь Готов к Труду и Обороне. У нас все население умеет и с винтовкой обращаться, и с противогазом — на случай воздушно-химической атаки империалистической банды. Я знаю одну девушку, которая участвовала в пешем походе в противогазах из Сталино в Москву. Это 1200 километров. 25 дней шли! А вы на обычную демонстрацию идти боитесь.

— Я не боюсь, я не хочу, — ответила Триоле, и Света поняла, что та еще и боится признаваться, что боится. Ну разве может кто-то не хотеть пойти на демонстрацию?

— А я бы пошла, — расхохоталась вдруг мадам Бувье. — И Милочка, конечно, тоже бы пошла. Наш траур душил нас этими птичьими капюшонами похлеще любого противогаза. Но ради красивого «концепто» любые жертвы хороши… — Вспомнив о своей потере, поэтка резко перешла от смеха к тоскливым вздохам. — Где еще я найду такую компаньонку?

— Да, — лирично начала мадам Триоле, — еще когда вы в первый раз привели к нам Милочку, я сразу же подумала, что вам с ней повезло. Поддерживала вас во всех безумствах! — Тут Эльза Юрьевна вспомнила изначальный вопрос Коли и начала отвечать: — Лично нам с Луи представила Милочку мадам Бувье. И даже еще раньше, чем состоялось обсуждение поездки. Когда мадам пришла к нам с предложением принять ее в группу участников советского съезда, она уже была в сопровождении компаньонки.

— То есть вас не приглашали, а вы сами захотели поехать. Так? — Николай настороженно обернулся к мадам Бувье.

— И так, и не так, — задумчиво протянула поэтка. — Меня не приглашали Луи и Эльза, но мои почитатели из французской компартии, едва узнав, что я из романистки превратилась в звезду сюрреализма, стали намекать, что союз с Луи Арагоном сделал бы честь нам обоим. Да и, что греха таить, я всегда была легка на подъем и падка на авантюры. Перспектива посетить родину не прельщала меня раньше, потому что это было вполне доступно. Но вот уже многие годы поездка в СССР считается большой экзотикой. И я не удержалась. Право слово, если б я знала, чем все это закончится для Милены, отказалась бы от всяких путешествий. Сейчас мне горестно и стыдно, что я не распознала риски.

— О, не корите себя, мадам! — снова вступила в разговор Триоле. — Вы не сделали ничего предосудительного. И, как могли, заботились о бедняжке.

— Один лишь факт, что вы в свои 76 лет отправились в столь сложное и важное путешествие, уже обязывает уважать вас, — сочувственно заметила Ирина.

— Спасибо, но мне — 67! — отрезала мадам Бувье, недовольно сверкнув глазами.

— Ох! — На Ирину стало больно смотреть. Чем более неловко она себя ощущала, тем большую ерунду говорила. — А я все удивлялась, отчего вы выглядите так молодо, а оказывается, я просто возраст неверно запомнила…

— Ничего страшного, — явно считая, что ей грубят, принялась защищаться Бувье. — С вашей профессией что-то запамятовать — не грех. Оно ж, когда вертишься все время перед публикой, — она покрутила пальцем в воздухе, изображая, видимо, фуэте, — то голова-то портится, мозги в кашу сбиваются…

Ирина моментально передумала заглаживать свою неловкость. Собеседницы одарили друг друга презрительным взглядом и синхронно возмущенно отвернулись.

— О том, как вы, мадам Бувье, познакомились с Миленой, мы уже слышали в прошлый раз, — Коля решил вернуться к изначальной канве разговора и повернулся к креслу, в котором, будто и на вставал никогда, снова завернувшись в какие-то тряпки, полудремал непризнанный поэт. — Осталось получить ответ от вас, Поль. Когда вы познакомились с Миленой?

— Я знал ее всегда, — опрашиваемый резко дернул головой, отбросив кудри челки за спину, и Света вдруг заметила, что у поэта красивые черты лица и очень темные, практически черные, как бы светящиеся изнутри, глаза.

— Поль, милый, не дурите! — одернула юношу Эльза. — Вас не про романтические образы спрашивают. Вы не поэму сейчас пишите, а даете показания.

— Тогда не знаю, — скис Поль. — По крайней мере в ресторане поезда Париж — Москва она, заметив, что я на салфетке писал набросок, не дала мне ее выбросить. Сказала, что ее мадам, вот, например, хранит любые свои черновики и потом знает, где искать идеи, если вдруг вдохновение иссякло. Сравнение со звездой мне было лестно. Мадам-поэтка очень знаменита…

— Да что вы? — вспыхнула мадам Бувье, то ли обидевшись на «поэтку», то ли обрадовавшись словам про свою славу. И тут же все испортила, добавив: — Но, впрочем, по сравнению с вами — знаменита. Тут нечего добавить.

— У знаменитостей всегда плохой характер, — продолжил Поль. — Луи, пожалуй, только исключение. Так вот, Милена! Мила-Милочка-Елена… Она хвалила мои строки, мы сдружились. Она моя ментальная сестра.

— Какая? — всполошился Коля. — Про родственные связи жертвы с членами писательской группы мне ничего не известно.

— Нет никаких связей, — поспешно разъяснил Морской, явно испытывая неловкость из-за уровня Колиной эрудиции. — «Ментальная сестра» в речи Поля означает единомышленника. Человека, думающего так же, как он.

— И думающего, и чувствующего, и дышащего! — строго поправил Поль и снова уронил голову на локоть, бормоча: — Прям жаль, что мы так мало с ней общались. Я так скорблю, что пью без остановки…

— Причем уже практически неделю, — ехидно заметила Эльза Юрьевна. После чего, отвечая на какую-то французскую реплику мужа, утвердительно закивала и позвала всех в кабинет: — Пойдемте полистаем путеводные заметки Луи и заодно посмотрим еще раз фото с Миленой. Я к чаю все накрыла в кабинете.

— Идите, — словно кто-то спрашивал его разрешения, важно кивнул Коля. — Мы подойдем через минуту. Если можно, я бы хотел поговорить с нашими товарищами, — он показал рукой на Морского и Ирину, — наедине.

Никто не возражал, и Света мысленно сжалась, понимая, что Николай настроен поругаться.

— Как так? — начал Коля, едва самый медлительный из хозяев квартиры — то есть Поль — покинул гостиную. — Ирину Александровну я открытым текстом предупредил, что вам обоим следует держаться подальше от расследования! Товарищ Морской, вы что делаете? Я ж говорил, мне на работе учинили натуральный разнос за то, что я пытался привлечь заинтересованных лиц — ну, вас, то есть — к делу… Вы издеваетесь?