Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Раньше такое фото видела? – спросил Соколов. – Капитан тебе показывал?

– Нет. В первый раз. Нет… не помню.

Она рассматривала снимки, беззвучно шевеля губами.

– Покажи Ольгу, которая свистела тебе в обиду.

– Ольга, Ольга… – нерешительно произнесла Наталья. И, набравшись смелости, ткнула пальцем: – Вот Ольга.

– Точно? Уверена? – спросил Соколов.

– Уверена.

– Это Татьяна, – сказал Соколов.

– Там темно было! – закричала Мутных. – Обозналась, значит! Да и тут они все ещё дети, а в подвале она уже взрослая была.

– Верю. И темно, и давно… – с неожиданной лёгкостью согласился Соколов. – Объяснение принимается. Смотри теперь сюда – внимательно. Узнаешь кого-нибудь?

Он протянул руку к Степных, и тот достал из портфеля ещё один фотоснимок.

Нерешительно Мутных взяла карточку и тревожно задумалась.

– Ну? – поторопил Соколов. – Что скажешь?

Она несмело пожала плечами и, наконец, дрожащим голосом произнесла:

– Вот барыня…

– Какая барыня?

– Вон та, справа, с ридикюлем.

– И что барыня?

– Очень похожа. На императрицу.

– А может, она и есть императрица? – прищурился Соколов.

Похоже, Мутных решила, что именно этого ответа ждёт от неё следователь, и с облегчением согласилась:

– Да, она. Императрица. Я её узнала сейчас.

– И ты именно её видела в подвале? Уверена?

– Да, теперь совсем уверена. Государыня. Точно.

Соколов забрал фотографию и отдал её Степных.

– Это Вырубова, – небрежно сказал он.

И не давая Мутных опомниться, положил перед ней тобольскую фотографию Анастасии.

– А эту барышню? Когда-нибудь в своей жизни встречала её? На этот раз не торопись, хорошенько подумай.

Минуты две Мутных молчала, шевеля губами, потом подняла глаза на следователя и сказала решительно:

– Нет. Не видела. Никогда. Эту – точно.

– Ну что же, – повеселел следователь. – Вполне может быть. Да так оно и есть!

– Я только правду говорю, – угрюмо сказала Мутных.

– Молодец! Так и надо. Тогда расскажи нам всю правду, что дальше с ними, с арестованными женщинами приключилось.

– Дальше их перевели в Уралснаб на Покровскую улицу. А оттуда – в женский монастырь. А когда белые… то есть, я хотела сказать, наши наступать стали, их всех увезли в Глазов. Точнее, не доезжая Глазова вёрст пятнадцати, в деревню – не знаю, как называется. А оттуда в Казань и в сторону…

– Погодь, погодь, – перебил Соколов. – Ты меня совсем запутала. Зачем было их перемещать из дома в дом, чтоб потом заключить в монастырь?

– Это потому, – сказала Мутных, – что одна из княжон бежала, а поймали её где-то за Камой. Забрали в чеку, а потом расстреляли и похоронили тайно, ночью, около ипподрома. В час ночи. Так брат говорил.

– Кто из них бежал?

– Татьяна. Или Анастасия. Уже не помню точно.

– Нет, так не пойдёт! – заявил Соколов. – Давай сначала. Итак, их привезли из Екатеринбурга. Куда поместили?

– Сначала в дом акцизного управления. А потом, когда Анастасия бежала, решили сделать им режим строже и перевели в дом Березина, где была мастерская.

– А где ты в первый раз их увидела?

– Только раз. В подвале, в доме Березина.

– Так-так. Говоришь, старшая дочь свистела на тебя?

– Да. Не на меня, а просто так свистела.

– А остальные дочери? Лежали на тюфяках?

– Так, вроде бы.

– И сколько их там было? – спросил Соколов.

Мутных непонимающе посмотрела на него.

– Дочерей?

– Дочерей.

– Всего?

– Да, всего, – терпеливо сказал Соколов.

– Четверо их было. Я уже говорила.

Вдруг вскочил Кирста и, дико вращая своими черными глазами, рявкнул:

– Дуришь нас, Наталья?! Расстреляю! В сей же час, на месте! – он стал трясущимися руками расстёгивать кобуру.

Мутных отшатнулась, завизжала, прыгнула к Соколову и спряталась за его спиной.

– Господин следователь, – кричала она. – Что он?! Сдурел! Держите его!..

– Капитан Кирста, – недовольно произнес Соколов. – Сидите! И тихо.

Кирста оставил кобуру и сел.

– На месте расстре!.. – прорычал он.

– Спокойно! – теперь с угрозой перебил его Соколов. – Вы мне мешаете.

Он взял Мутных за руку и усадил рядом с собой.

– Наталья, – доброжелательно и даже сочувственно сказал Соколов. – Ну, сама подумай, как ты могла видеть четверых дочерей, если одна уже куда-то убежала?

Мутных вздрогнула и лицо её залила зеленоватая бледность.

– Да… обсчиталась я, верно. Ошиблась. Просто ошиблась.

– Плохо, что ошиблась, – вздохнул Соколов. – А может, и хорошо, – загадочно прибавил он. – Ты мне лучше вот что скажи – по-честному и максимально точно. Как получилось, что главные красные руководители Урала обсуждали свои дела, которые и бумаге-то не доверить, в твоём присутствии? В общем, при постороннем человеке? Мало ли чья ты родственница. Служебные секреты даже родственникам не доверяют.

Она пожала плечами и произнесла несмело:

– Доверяли, наверное.

– За что же такое особое доверие? Чем заслужила?

Она снова пожала плечами и угрюмо уставилась в окно.

– Я жду, – напомнил Соколов.

– Так то… – нехотя произнесла Мутных. – Уж лучше у них спрашивать. Доверяли…

– И сильно ошиблись.

– Это как?

– А так: они тебе доверяли самые тайные и страшные, можно сказать, государственные секреты свои, а ты их разболтала. Самым безответственным образом.

– Это как? – снова испугалась Мутных.

– Да что ты заладила – как да как? – добродушно упрекнул Соколов. – Вот сейчас самые опасные тайны, которые тебе большевики доверили, ты нам и разболтала. Причём, по своей воле, никто тебя не принуждал. Как вы её вообще нашли, капитан? – обернулся он к Кирсте.

– Агентурным путём, – хмуро ответил Кирста.

Соколов осуждающе покачал головой и тяжко перевёл дух.

– Выходит, Наташа, – тёплым отеческим тоном заключил Соколов. – Ты ещё до капитана болтала направо и налево о том, что очень может повредить твоему брату! Разве так делают родственники? – пристыдил он. – И, скажи, как получилось: брат уехал, самая близкая подруга тоже в красной России. А ты здесь. Кто у тебя в Перми из родных?

– Никого, – мгновенно загрустила Мутных. И, чтобы оттенить свою грусть, слегка повернулась к Соколову и придвинула к нему свою грудь – высокую, полную, прикрытую только до половины меховой оторочкой дорогого бархатного платья. И глубоко ею вздохнула.

Соколов с интересом задержал взгляд на груди, посмотрел Мутных в глаза и спросил после аккуратно выдержанной паузы:

– Так-таки никого?

– Совсем никого, – пожаловалась Мутных.

– Ни жениха, ни ухажёра?

– Никогошеньки!

– Ну, куда это годится? – возмутился Соколов. – Просто безобразие. Такая красивая, можно сказать, шикарная барышня – и совсем одна! Да что это за жизнь такая, а, капитан?