Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Вижу, вас большевики хорошо поднатаскали. Только политические взгляды вашего брата нам не интересны, можете не стараться. Вас по делу сюда вызвали, вот и расскажите, кого видели под охраной, какую такую семью.

– Так я и рассказываю про неё! – удивилась Мутных. – Чтоб вам понятнее было.

– Если что будет не понятно, я сам вас спрошу, – недовольно пообещал Соколов. Теперь в его голосе прозвучала лёгкая угроза.

– Я к тому, что брат стал большевиком, когда ушёл на войну с германцем и увидел, как там ни за понюх истребляют людей со всех сторон. На пользу мировой буржуазии – так он мне объяснял. А как революция свершилась и красные у нас власть взяли, брат стал каким-то чином в облсовете, а каким – я даже не интересовалась. Но я часто я к нему в гости ездила – интересно было, как Володька властью управляет. Ездила к нему с Аней Костиной, она скоро невестой ему стала, они жениться решили. Это потом она стала секретаршей Зиновьева, когда к родственникам в Петроград съездила. Осенью прошлого года она приехала, и Володя решил к ней в Питер перебраться, а тут из Екатеринбурга к нам перевезли царскую семью, и Володя не уехал. Держали здесь Романовых под страшным секретом, даже кормили их по ночам, еду носили так, чтоб никто не видел. И охраняли их, Романовых, только самые надёжные – коммунисты и областники.

– И кто же был в составе семьи, которую вы царской назвали? – спросил Соколов.

– Одне женщины. То бишь, мать, Государыня, и девицы – великие княжны. Государя и наследника чекисты в Екатеринбурге расстреляли, тела сожгли, пепел рассыпали. А вдову, значит, и девочек-сирот – сюда.

– Повторяю, Наталья, басни мне не интересны. Расскажи только то, что видела своими глазами.

– А что слышала своими ушами, интересно? – с вызовом прищурилась Мутных.

– И это тоже.

– Кто такие Сафаров и Голощёкин, знаете? – многозначительно спросила она.

– Слышал что-то, да уж не помню, – соврал Соколов.

– Самые главные большевики на Урале, – заявила Мутных, многозначительно раскрывая глаза. Были, – уточнила она. – А я с ними – ну, вот так, как с вами, близко разговоры говорила, – она прикоснулась к правому рукаву пиджака Соколова. – И всё, что они про Романовых говорили, всё слышала своими собственными ушами. Рассказать? Интересно?

Соколов пожал плечами.

– Да что там интересного? – произнёс Соколов и слегка зевнул. – Про их большевицкие дела, про Ленина и Троцкого? Своих забот полно.

– А вот я тебя, колобок, съем! – пообещала Мутных и пьяненько захихикала. – Ничего ты не знаешь и не понимаешь, что может быть на уме большевиков!

Её блестящие влажные глаза уже слегка сдвинулись к носу, она решительно протянула Кирсте стакан.

Соколов, глядя в упор на Кирсту, отрицательно качнул головой.

– Нет, милая, – Кирста отодвинул бутылку подальше. – Хватит, согрелась. Сначала с делом покончим, а там посмотрим.

– Какой жестокий! – она погрозила Кирсте пальчиком с темно-красным, почти черным лакированным ногтем. – Значитца, так. Много важных разговоров Сафаров, Голощекин и Белобородов при мне разговаривали. Про Романовых и что, дескать, чехи близко и белые казаки. Царя отобьют и опять на трон посадят. А Ленин царя в Москву требует, а это – измена революции…

– Со стороны Ленина измена революции? – переспросил Соколов.

– Со стороны Ленина, – подтвердила Мутных. – Именно так и говорили в облсовете Сафаров, Голощекин и все они. А я всё слышала. Происходит та измена оттого, что немецкий кайзер Ленину всё приказывает. Ещё они говорили, что нельзя царя с Урала выпускать. Дескать, немцы, и родственники Романовых купили главных большевиков на немецкие марки. Потому и приговорила уральская советская власть: царя и наследника расстрелять… – она замолчала – удивлённо, словно только сейчас до неё дошёл страшный смысл ею произнесённых слов.

– Наталья! – прикрикнул Кирста. – Заснула?

– С вами заснёшь, – задумчиво произнесла она. – Никакого внимания даме… В общем, так они несколько раз о Романовых говорили, а потом решили царя и наследника расстрелять, а царицу с дочерьми отправить сюда, под строгий тайный арест.

– Когда это было?

– Стреляли, кажись, в середине июля и женщин тогда же вывезли. Где сначала их держали, не знаю, но где-то в сентябре или октябре поехала я в Екатеринбург к брату, а его не оказалось. В тот же день Володю сюда, в Пермь, услали Государыню охранять. Вот, когда я вернулась, мы с Аней Костиной и пошли в дом Березина. Там в подвале государыня и была. Брат нам её показал. Обстановка, конечно, не царская и не королёвские нумера 42. Ни кроватей, ни стульев. На полу тюфяки, сверху солдатские шинели наброшены. У Государыни, я вспомнила, была ещё маленькая думка.

– Как они выглядели?

– Выглядели? Столик там небольшой был, на нем свеча стояла, трещала сильно, сальная, видно. Государыня около свечи книгу читала – большую, молитвенную. Одна из дочерей, самая старшая, Ольга, по-моему, встала, подошла к окну и принялась дерзко насвистывать. Потом с таким высокомерием на меня посмотрела, так загордилась! Говорят, она из всех дочерей самая боевая была, чуть что – в драку лезла.

– В подвале темно было? – переспросил Соколов.

– Одна свечка.

– Как же ты разглядела книгу? С чего взяла, что молитвенная? Тебя же рядом не было. Или Государыня лично тебе показала книгу?

– Не показывала, конечно. Но крест на книге я хорошо разглядела.

– Как же ты смогла в полутьме разглядеть?

Мутных встревожено замолчала, глаза её потеряли пьяный блеск.

– Признайся, придумала про книгу? Чтоб мы, дураки, поверили выдумкам твоего брательника?! – неожиданно рявкнул Соколов, ещё минуту назад добродушный и легковерный.

– Неправда ваша! – вскрикнула Мутных. – Когда мы вошли, она книгу к груди прижала – вот так. А на книге крест православный, как не разглядеть?

– Ладно, верю… – буркнул Соколов, отступая. – Верю. Убедила. А какие очки на ней были? Обычные, в железной оправе, или золотое пенсне?

Мутных обеспокоенно глянула на Кирсту. Тот ободряюще кивнул ей и развёл руками: что ни спрашивает следователь, но отвечать надо.

– Она совсем без очков была.

– Точно? – спросил следователь.

– Да-да, без очков.

– И читала при свече?

– При свече. Не верите, что ль?

– Почему же? Очень верю тебе, Наталья. Полностью. Особенно насчёт свечки и чтения. Эта государыня вполне могла читать при свече и без очков.

– Вы о чём, Николай Алексеевич? – озадаченно спросил Кирста.

– Пока ни о чём. А как девушки выглядели? Хорошо рассмотрела?

– Хорошо. Бледные они были, печальные, – тихо сказала Мутных.

– На фотографии сможешь узнать? Покажите ей, капитан.

Кирста положил перед Мутных вырезки из «Нивы».