Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

6 января нам выдали полный комплект солдатского обмундирования, начиная от белья из бязи, и по 2000 рублей «керенками» на каждого. Епископ Нестор благословил нас иконой Божьей матери, и мы простились.

В Москве было неспокойно. Всюду патрули, но наш «товарищеский» вид был лучшим пропуском. На вокзале с мешками за спиной мы мало отличались от толпы демобилизованных и дезертиров.

Поезд был взят штурмом. Благодаря тому, что мы держались вместе и дружно работали локтями, нам удалось на троих занять боковую полку. Рыбников поместился в ногах.

Вагон был набит битком. В одно только наше отделение влезли больше тридцати человек. Наконец, после двухчасового стояния, поезд дёрнул с места под крики «Крути, Гаврила!», и под солдатский свист мы тронулись.

Тащились еле-еле. До Ярославля – сутки, до Вологды столько же. Воздух в вагоне был невыносимый, и я, несмотря на протесты соседей, выбил окно. Дышать стало легче, но выбитое окно сделалось дверью для всего нашего отделения, и через наши головы на всех остановках то и дело сновал народ.

Разговоров о поездке мы избегали. И лишь при пересадке в Екатеринбурге во время ожидания поезда начали расспрашивать Рыбникова, как лучше устроиться в Тобольске.

Рыбниковы, как оказалось, жили в гостинице, причём почему-то под чужой фамилией. Я сказал, что гостиница нам не подойдёт, там ничто не пройдёт незамеченным. Наиболее удобным казалось найти квартиру у кого-нибудь из надёжных членов монархической организации. Мы также расспрашивали, у кого из местных монархистов имеются лошади. Рыбникова наши расспросы почему-то раздражали. С приближением к Тобольску он стал более самоуверен, на вопросы не отвечал и, наконец, заявил, что всё остальное нам расскажет брат, потому что за время его поездки в Москву многое могло измениться. И, желая переменить разговор, Рыбников начинал рассказывать, как им весело живётся в Тобольске, о балах, танцах, о своих сердечных победах. Встретив наше неодобрение, он обиженно замолчал почти до самого Тобольска.

В Тюмень прибыли поздно вечером. Лошадей решили найти утром и отправились искать гостиницу похуже.

Расположились вчетвером в одном номере. Хозяин подозрительно осмотрел нас и заявил: «А вы – не солдаты!» Не помогли, стало быть, наши новые бороды.

Следующее утро прошло в поисках лошадей, и часа в два мы уже катили на тройке к Тобольску.

От Тюмени до Тобольска почти триста вёрст – восемь перегонов. И тут оказалось, что все рассказы Рыбникова о готовых лошадях – сплошной вымысел. Рыбников даже не знал места перемены лошадей.

Сообщение с Тобольском держат тюменские ямщики, их несколько компаний – «верёвочки», так они себя называют. Ямщик из Тюмени передаёт своего пассажира по своей «верёвочке» из рук в руки. Места передач и перемены лошадей у всех «верёвочек» одни и те же.

Ехать было холодно, шинели и коротенькие полушубки согревали нас мало, но всё же ночью мы задремали в санях. Нас разбудил ямщик: проезжали Покровское, родину Распутина, и мужик счёл долгом указать нам дом старца. В темноте рассмотрели его плохо.

Вечером часов около восьми четырнадцатого января приехали в Тобольск. Рыбников отправился к брату в гостиницу, а нас ямщик отвёз на постоялый двор на окраине города.

Следующий день начался с поисков квартиры. Нам посчастливилось: нашли отдельный флигелёк у почтенного старца. Сначала он, видимо, не доверяя нам, не хотел сдавать его, но плата за три месяца вперёд – 55 рублей и наши заверения, что мы хотим поселиться в Тобольске из-за дешевизны здешней жизни, победили, и флигелёк остался за нами.

За поздним временем переезд на квартиру отложили на завтра. Столоваться, по совету Рыбникова, решили в лучшей харчевне «Россия», очень дешёвой, сравнительно с Москвой.

Вечером за ужином мы познакомились и со старшим Рыбниковым. Его рассказы были совсем противоположны рассказам младшего брата. Монархически настроенное население здесь – всего лишь небольшой кружок интеллигентов, личных знакомых Рыбникова. А «организация», готовая нам помочь, – с десяток бойскаутов! Можете представить наши чувства. Хорошо, хоть лошадей в городе много.

За время поисков квартиры мы успели познакомиться с городом и знали: если сделать небольшой крюк по пути к нашему постоялому двору, можно пройти мимо дома Государя. И мы решили это сделать, дабы ознакомиться с ночной охраной дома.

Подойдя к дому и заметив сторожевые посты, мы хотели пройти по узкому переулку вдоль боковой ограды. Как вдруг оттуда навстречу нам патруль! Мы прибавили шагу. Патруль тоже прибавил и неуклонно следовал за нами.

Выйдя на базар, мы оторвались от преследования.

На другой день мы перебрались на квартиру и устроили совещание. Решено было каждому выполнять свою задачу отдельно, попутно узнавая настроение населения.

Хозяйственная жизнь распределилась по способностям. Первым вставал я, приносил воды, открывал ставни, подметал комнаты. Михайлов топил печку, Григорьев ставил самовар.

Сводка за первые три дня.

Большевистского переворота в городе не было, комиссар Временного правительства, по собственному почину, добровольно передал власть Совету рабочих и солдатских депутатов, состоявшему почти из одних меньшевиков, которые очень враждебно настроены против большевиков. Этот Совет призывал защищать Учредительное собрание.

Погоны свои гарнизон и милиция сняли. Охрана Государя – отряд хорошо одетых, сытых, дисциплинированных, сильных, представляющих собой серьёзную силу солдат. Местная гарнизонная команда – постепенно разбегающаяся, грязная и оборванная, человек около пятидесяти. Милиция, в основном, набрана из старых городовых, участковые комиссары – из бывших околоточных надзирателей.

В городе есть «Союз фронтовиков» из сотни дезертиров, якобы проливавших кровь и умиравших в окопах. И поэтому настроенных очень по-большевицки. Они точили зуб на царскую охрану, которая «отожрала морду на народном хлебе», и милицию, которая «заняла все тёплые места». Мы подлаживались под настроения членов «Союза фронтовиков» и скоро стали у них на хорошем счёту, чего нельзя сказать про охрану царя. Приходилось избегать разговоров с охранниками, так как они задавали провокационные, опасные для нас вопросы.

Настроение тобольского населения по отношению к царю скорее оказалось равнодушное, но, во всяком случае, не злобное. Представленный мне Рыбниковым предводитель «монархической организации» оказался старшим бойскаутом, юнец шестнадцати лет, смотревший на меня с восторгом. Он познакомил меня со своими «боевыми» силами. Всего их было около десятка мальчишек возрастом от 10 до 15 лет.

Мы рассмотрели главные наши задачи.