Игорь Шприц - Двойной Нельсон

Пакай обильно покрыл буженину красным хреном, подкрашенным свеклой, и помедлил, разглядывая бутерброд и решая, с какой стороны к нему подступиться. Наконец он выбрал краешек с толстой полосочкой чесночного жирка, сглотнул мешавшую слюну и впился в буженину молодыми голодными зубами.

— Не помешаю? — раздался сзади знакомый голос.

— Нет, — ответил Пакай, не поворачивая головы.

Рядом с его тарелкой Азеф поставил свою, с такими же двумя рюмками водки. Только бутерброды были не с бужениной, а с «заломом», астраханской селедкой. Молодость Азеф провел в Ростове-на-Дону и очень любил керченский посол. Но «залом» был много лучше. Кусочки филея были удивительно толсты и жирны, так что на одном бутерброде еле помещалось две штуки.

Если бы я был царь, я закусывал бы только «заломом»!

С этими словами Азеф приподнял рюмку за тонкую талию, слегка наклонил голову в честь своего случайного соседа и выпил водку маленькими глотками. Такую немецкую манеру пития ему привили годы учебы в Германии.

Вокруг них десятки чиновников подымали рюмки, выпивали и впивались в бутерброды. И снова выпивали, и снова закусывали... Так что определить навскидку, кто есть кто, не представлялось никакой возможности. Даже изощренному полицейскому уму.

Азеф размяк и повеселел:

— Ну-с, чем вы меня обрадуете?

Пакай все еще был напряжен, и это чувствовалось. Пришлось выпить вторую рюмку и сходить еще за двумя. У стойки он столкнулся с двумя небольшими чиновниками из Департамента, но не испугался, а лихо поприветствовал их и сам удивился своей смелости.

— Только что, два часа назад, под Киев выехала группа на поимку Гершуни.

Пакай говорил негромко, вокруг стоял неразборчивый гомон служебных чиновничьих разговоров, но Азеф все слышал.

— Плохо, — отозвался он коротко и выпил еще. — Что за группа? Кто во главе?

— Некто Путиловский. Он начальник. Из следователей по криминальным делам. С ним двое: один — очень хороший филер, Медянников; второй — еще дурачок, но прекрасный химик и специалист по динамиту.

При слове «динамит» Азеф оживился:

— Кто и откуда?

— Поручик Берг из Михайловской академии. Из прикомандированных.

— Узнайте про этого Берга поподробнее. А Григория им не видать, как своих ушей. Наверняка он пустил вашего Раскина по ложному следу. Пускай побегают. Россия большая.

Пакай преисполнился гордости за новообретенного соратника Григория и предложил выпить за его фортуну. Азеф лучился таким спокойствием и благополучием, что и в душе Пакая после трех рюмок наконец-то воцарился мир.

— Давайте документы.

Азеф протянул руку, и Пакай совершенно открыто вложил в его руку конверт, который Азеф прятать не стал, а спокойно положил на стойку. «Вот это нервы!» — восхитился Пакай.

— Здесь донесения Раскина. Но, понимаете... только те, что проходили через меня. Я... я... еще не научился заходить и брать что-нибудь из чужого стола...

— И не надо! — ласково успокоил его Азеф. — Сами в руки придут! А помимо Раскина есть что-нибудь?

— Да. Группа Путиловского недавно завербовала журналиста. Кличка «Нельсон». Я видел денежную ведомость. В Москве сидит очень хороший информатор. Я не знаю, кто он. Агентурная кличка «Прасковья».

— Женщина? — неожиданно глухо и с беспокойством спросил Азеф, и Пакай почувствовал в его вопросе звериную тревогу.

— Не факт. У нас часто называют агентов женскими именами.

Азеф молча, механически жевал бутерброд. Судя по его лицу, мыслями он пребывал где-то очень далеко. Пакай не решался вопросом разрушить революционные построения, которые наверняка возводились в этой по-европейски умной голове.

— Уходите, — негромко сказал Азеф.

— Что? — не понял Пакай.

— Уходите! — прошипел инженер. — Не торопясь! Да не пяльтесь на меня, идиот...

Пакай все понял, схватил недоеденный кусок и вышел, жуя на ходу. Он даже побоялся посмотреть по сторонам. Наверняка слежка! Или полиция, или провокаторы. Боже, какая интересная жизнь открылась наконец-то!

Азеф не торопясь допил и доел, аккуратно спрятал конверт в портмоне и вышел на улицу. Там он постоял в раздумье, соображая, в какой ресторан пойти обедать — в новый «Донон» или в старый? Водка и бутерброды только разбудили зверский аппетит.

Старый «Донон» рядом с Николаевским мостом перевесил — уж больно хороша там уха из стерлядки, которую приносили живьем в садке. Стерлядку метили по лбу специальным ножичком, а потом ждали повторного окончательного свидания с рыбкой, коротая время за холодными закусками.

«Закажу отдельный кабинет и буду читать бабские донесения. Что это за “Прасковья” такая вылезла черт знает откуда?! Ну погодите, господин Зубатов, я вам устрою истерику! Со всеми “онерами” А вечером уеду-ка я в Берлин на недельку. От греха подальше».

* * *

Путиловский и Берг сидели в буфете пригородной станции Дарница, что неподалеку от Киева. Перед ними стояли бутылка коньяка, две рюмки, блюдце с тоненько нарезанным лимоном и ваза с фруктами.

В мае местных фруктов еще не выросло, поэтому питались одними большими грушами прошлого урожая и курагой. Бутылка была почата чуть-чуть, для порядка. Но как только кто-то заглядывал в буфет, оба принимались чокаться с таким усердием, что на душе у вошедшего теплело и он под влиянием симпатичной пары выпивающих неожиданно для себя тоже заказывал и выпивал много больше, нежели планировал при входе.

Путиловский подметил эту закономерность на третьем посетителе:

— Дурной пример заразителен...

Настроение у обоих было препаршивое. Только что пришла молния из Уфы: в городском саду застрелен генерал-губернатор Богданович. А поскольку Гершуни ехал из Уфы, все было ясно. Его почерк. Если бы аптекарского ученика взяли в Петербурге при убийстве Сипягина...

— Если бы! — вздохнул Путиловский.

Прозвонил станционный колокол. Пора идти.

Берг для собственного успокоения проверил револьвер — известно, что Гершуни оружие с собой не носит. Он полагает себя гением конспирации и чрезвычайно уверен в себе.

В поезде едет Евграфий Петрович. Он не упустит никого, даже комара, так что задержание представлялось не очень сложным делом. Если Гершуни не сойдет здесь, они подсядут. Поезд не уйдет без особого сигнала, который подаст Путиловский. Начальник станции от всего этого инструктажа превратился в еле передвигавшийся соляной столп: Пресвятая Богородица, ведь застрелить могут!

Начальник киевской охранки полковник Спиридович со своими молодцами незримо присутствовал вокруг вокзальчика, но они никогда не видели тигра революции (так величала Гершуни революционно-бравая пресса). Поэтому на острие атаки приказом начальства была выдвинута троица Путиловского, которая могла ранее заметить Гершуни в окрестностях Мариинского дворца при убийстве Сипягина.