Игорь Шприц - Двойной Нельсон

Только что выпускницам курсов было даровано высочайшее право преподавать в старших классах женских гимназий, и это вселяло надежду, во-первых, на безбедную жизнь, а во-вторых — на жизнь интересную и многообещающую. Так что желание взрывать себя или кого-то другого у Первого находилось в зачаточном состоянии.

Первый, от природы человек обязательный, готов был наработать достаточное количество динамита. Но бросать, стрелять и убегать ему не хотелось: у подруги кончались деньги на обучение, и он, как честный человек, должен был взять на себя все ее расходы и заботы. К тому же она приболела, стала часто кашлять и собиралась пойти к врачу.

— Когда все закончится, надо влить раствор в воду. Кислота в воде растворится, а нерастворимый нитроглицерин опустится на дно — его удельный вес чуть больше веса воды. После этого раствор кислоты можно слить, а осадок нитроглицерина собрать пипеткой в отдельный сосуд с раствором соды, который удалит остатки кислоты. Это еще двадцать минут.

Дора из-за плеча Киселя наблюдала за его плавными движениями. Близкое и ароматное дыхание молодой женщины ввергло Киселя в полный ступор. Движения его замедлились и почти остановились. Дора усмехнулась уголками рта и перешла на противоположную сторону стола, дав тем самым Киселю глотнуть воздуха и прийти в себя.

— Видите, поверхностная пленка стала одного цвета? Это означает, что весь глицерин прореагировал с кислотами. И теперь нам надо отделить его и избавить от остатков кислоты. Вы продолжайте помешивать, а вы, — Дора обернулась к Первому, — вы приготовьте раствор бикарбоната натрия, то есть соды, для последней процедуры.

Несколько минут прошло в полной тишине. Дора внимательно следила за термометром, Кисель помешивал, а Первый готовил простой содовый раствор.

Дора любила такую созидательную тишину, когда все сосредоточенно занимались завершающими делами. Еще несколько минут тишины — и на Божий свет появится нечто новое и неожиданное.

— Я сейчас солью смесь кислоты и нитроглицерина в холодную воду. Разница в температурах должна быть минимальной. Температура смеси сейчас двенадцать и три десятых. А воды — двенадцать и две. Это нормально. Допустимо не более трех десятых.

Наступил самый важный момент эксперимента. Дора прикусила нижнюю губу, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Она была полностью спокойна. Все происходящее доставляло ей духовную и физическую радость. Из ничего она творила новую субстанцию, одновременно разрушительную и созидающую. Медленно и осторожно она стала сливать кислоту в воду. И только закончив этот процесс, заговорила:

— Объем воды должен быть много больше объема кислоты. Иначе температура поднимется и возможен взрыв.

Теперь, когда самое страшное осталось позади, ею овладел бесенок веселого настроения. Надо подразнить этого влюбленного студентика.

— Наденьте защитное забрало, — приказала она Киселю. — Подойдите сюда. И теперь, как я отойду, стукните палочкой по пустой колбе.

Ничего не соображающий Кисель следовал всем ее приказаниям. Дора улыбалась, показывая в улыбке крупные и белые зубы чрезвычайно правильной формы. «Как жемчужины!» — подумал бедный Кисель и притронулся палочкой к колбе. Ничего не произошло.

— Да не трусьте вы! Смелее!

Кисель с размаху тюкнул по стеклу. Раздался громкий хлопок, и колба в одно мгновение превратилась в крошево из мелких стеклянных осколков. Студенты отскочили от неожиданности, а Дора заразительно засмеялась, прижимая руки к груди.

«Господи, как я люблю ее! Вот оно, то настоящее чувство, о котором безрезультатно мечталось столько лет!» Совершенно одурев, Кисель быстро наклонился и поцеловал Дорины пальчики.

Дора покраснела, отчего-то закашлялась и как ни в чем ни бывало продолжила свою лекцию:

— Это сдетонировали остатки нитроглицерина на поверхности колбы. Теперь вы видите, вследствие каких малых сотрясений он взрывается и какой разрушительной силой обладает. А ведь там было всего несколько миллиграмм вещества! Теперь я солью водный раствор кислоты, и на дне кюветы останется почти готовый нитроглицерин.

Она стала осторожно сливать бурый раствор в раковину. В дверь постучали — три удара, пауза, один удар. В подвале стало тихо. Кисель взял молоток, лежащий на столе, и на цыпочках подкрался к двери, готовый защищать свою первую любовь до последней капли крови.

* * *

Спинной мозг Берга полностью владел почти всем телом, кроме органов, отвечавших за пространственную ориентацию. Поэтому иногда его швыряло куда-то вбок, и лишь неимоверным усилием воли и неведомо откуда взявшихся боковых мышц Иван Карлович обуздывал неожиданные порывы непокорного тулова.

Помимо пространственного дефекта в логических структурах мощного головного мозга отчетливо наблюдались заметные лакуны, и мысли его обладателя текли несколько отрывисто и непоследовательно. Сам обладатель ничего этого не замечал и, сидя за рабочим столом, продолжал мыслить вслух, чего делать бы не следовало.

— Итак, — говорил Берг сам себе, — ежели пуля, покидая канал ствола... зачем Манон носит лиловое? несет на себе все его дефекты... лиловое ее полнит... то из этого следует, что, досконально изучив пулю, мы сможем... я смог всю ночь... при наличии нескольких подозреваемых однозначно... куда делся наган? определить ствол, из которого был произведен роковой выстрел... пиф-паф, ой-ей-ей... все-таки абсент мы пили зря — гадость! Предупреждали меня товарищи еще в училище — не внял! Земмлер два года назад доказал, что масло полыни, содержащееся в абсенте, ведет прямиком к повреждениям мозга: тяжелые фенолы застревают в тонкой мозговой субстанции, становишься дураком... пуля дура, а я молодец, такую вещь открыл! Ай да Берг, ай да сукин сын!

Дверь отворилась, и в комнату стремительно вошел Путиловский. Берг вскочил, как подброшенный пружиной:

— Господа офицеры!

И тут же смутился — в комнате он был один как перст.

Путиловский изумленно взглянул на Берга. Подобное обращение в Департаменте не приветствовалось. К тому же офицерского чина Путиловский не имел и на такое приветствие вряд ли мог рассчитывать.

— Добрый вечер, Иван Карлович, — мягко ответил Путиловский, снимая легкое летнее пальто. — Мы с вами должны были сегодня встретиться, но, очевидно, я что-то напутал со временем?

— Счастливые часов не наблюдают, — поддержал Берг светский разговор. — Павел Нестерович, я приношу свои извинения... я опоздал, потому что... потому что!

Берг решил поменять тактику прямо во время разговора, замкнуться и сыграть в таинственность, чем сразу решалось много проблем, в том числе и служебных. Поэтому он замолчал, принял горделивый вид и стал что-то рисовать карандашом на листе бумаги.