Ирина Лобусова - Копи Хаджибейского лимана

— Уйми свой хипиш, — строго сказал Туча, — нет побегов с Люстдорфской. Сама знаешь.

Таня знала. И это знание причиняло такую боль, словно ее заживо резали ножом. До того момента она сама даже не предполагала, что может так страдать. Страдание нахлынуло на нее, как мощная, свирепая волна девятого вала, и погребло под собой, лишая воздуха, жизни, света. Не оставалось ничего, кроме как барахтаться в этой ужасной волне, понимая, что нет ни единого шанса выбраться на поверхность.

— Да не рви за душу... — жалобно произнес Туча, которому было невыносимо смотреть на страдания Тани, — не рви, мука-то крестная на тебя глядеть... Есть кое-что. Я допоследок припас. Ты за ухи заслушай, может, с тем шо и скумекаем.

По словам Тучи, было одно серьезное обстоятельство, на которое следствие почему-то не обратило никакого внимания. На шее Алены с левой стороны остался отпечаток кольца, которое было на руке убийцы, судя по размеру отпечатка. Как определил Туча — «дешевый шик».

— Такие кольца карточные шулера да шушеры подзаборные носят, — хмыкнул он.

Туча недаром упомянул это обстоятельство, которое было самым важным и проливало свет на все дело. Дело в том, что никаких перстней Сосновский не носил.

Таня знала эту его особенность. Когда-то давно Володя рассказал ей, что все мужчины в их роду никогда не носят украшений — ни часов, ни цепочек, ни брелоков, ничего, даже обручальных колец. Это стало традицией. И эту особенность наследуют все Сосновские из поколения в поколение. Не обошел ее и он. Ношение посторонних предметов вызывает у Володи страшный дискомфорт, вплоть до нервного припадка. А потому он не носил никаких колец.

Туча и сам удивлялся, как в милиции могли этого не заметить. Но из этого он сделал вывод, что было нужно специально подставить Володю, убрать его за решетку, да так, чтобы он не вышел.

— Он и не выйдет, — мрачно резюмировал Туча, — расстрельная статья. Кто-то ушлый точно рассчитал цей финт ушами. Приплыл Сосновский. Совсем на дно.

— Нужно заставить их посчитаться с этим обстоятельством! Оно доказывает невиновность Володи! — сразу встрепенулась Таня, переходя от полного отчаяния к надежде.

— Надо. А как? — Туча был настроен реалистично. — Шоб заслушали, надо такую соль им за шкуру засыпать, шоб из ухов повылазило. А иначе никак.

— Я засыплю, — Таня мрачно смотрела в одну точку, — я все сделаю, чтобы он вышел из тюрьмы. Я не знаю как, но сделаю. Я не отдам...

Что не отдаст Таня, Туча прекрасно понимал. Он, уголовник со стажем, матерый криминальный авторитет, даже он терялся перед напором, перед видом этой странной любви, которую он никогда не мог ни объяснить, ни понять.

Внезапно Таня обернулась к притихшему Туче.

— А ведь это не все, с чем ты ко мне пришел. Есть еще что-то! Выкладывай.

— Тут такое дело... — вздохнул Туча, — нашли мы, кто эту шлендру убил.

— Что? — замерла Таня. — Ты знаешь, кто убил жену Сосновского?

— Знаю, — кивнул Туча, — но слить его нельзя. Из наших. Сама знаешь, шо за такое будет, если скурвишься. Мы его сами того... на дно. В бухту. Но только не слить.

— Кто же ее убил? — в отчаянии спросила Таня, знающая жестокие законы криминального мира и понимающая, что у Тучи были все основания так сказать.

— Та Пушкарик ее замочил, падла лысая! Пуш-карик залетный, добрался за нас из Харькова. Она с ним любовь крутила, дура. Он ее грабануть хотел. Ночью, когда спала, пошел за золотом. А тут она в комнату вошла. Шум, гам. Он ее и придушил. А золотишко забрал. Потом на Привозе слил, падла.

— Она что, не знала, что встречается с уголовником? — нахмурилась Таня.

— А до кого на роже написано, шо уголовник, если хороший костюм надеть? Пушкарик фраер-нуть умел, всегда к бабам подкатывал. Грабанул очередную бабу — и на дно. А эту задушил с перепугу, придурок. Мозга повылезла, да и фраернулся как халамидник последний. Сейчас его мои люди ищут — и все...

— А если сдать? Если нарушить правило? — Таня мрачно смотрела на Тучу. — Ты сам сказал — залетный он.

— Свои дела не выставляются, — строго сказал Туча, — замочить — замочим. Но своего кореша уголовке слить? Это какой сукой надо быть конченой, шоб так скурвиться? Это ты мне, который под Японцем был и закон с ним писал, скурвиться предлагаешь?

— Да не ерепенься ты! — махнула рукой Таня. — И сама знаю, без тебя.

— То-то и оно. Не повезло фраеру. Хана хахелю твоему белолицому, совсем хана. Не выживет он, — печально произнес Туча. — И если б хоть в участок, а они сразу до того... Люстдорфская — это серьезно. Не выживет. Жалко парня, хоть и дурик.

Таня решительно стала одеваться.

— Ты чего? — нахмурился Туча.

— Еду с тобой в город, — заявила она, натягивая модный жакет. — Я не знаю еще, что сделаю, но из тюрьмы он выйдет.

— Ага, щас! Как бы ты с ним за одни нары не полегла! — попытался пошутить Туча. — Оно до тебя завсегда хипиш, только не за то башку твою дурную спасал, шоб ты за так ее сдала.

— А я не сдам. Может, шум поутихнет, меня не так уж и ищут, — Таня не хотела даже думать о том, что будет, если ее арестуют. — А в город ты меня отвезешь...

Таня быстро шла по длинному коридору чекистского управления. Ноги сами несли ее к другу Сергея Ракитина, ее покойного мужа, через которого она получала хлебный паек. Таня была готова сделать все, что угодно, чтобы спасти Володю, вызволить из этой страшной беды, о которой не могла даже думать. Она ни за что не могла представить Сосновского в тюрьме.

Но кабинет был заперт. В разгар рабочего дня Таниного знакомого не было на месте, а на двери висел увесистый замок. Таня постучалась в соседний кабинет, где молоденькая девушка строчила бойко на пишущей машинке. Извинившись, Таня спросила, где начальство.

— А он с комиссией уехал, — охотно ответила девица, обрадовавшись поводу прервать работу, — к нам комиссия приехала из Киева. Остановились в Хаджибейском санатории. Ну, грязелечебница там еще есть, знаете? И он с ними. Его уже два дня на работе нет.

— Хаджибейский санаторий. Это там, где парк? — уточнила Таня, прекрасно знающая эти места, ведь один из организованных ею налетов был именно там.

— Ну да. Там сейчас грязелечебница. Условия очень хорошие. Можно и инспекцию по городу выполнять, и здоровье поправить! — завистливо вздохнула девица.

Таня остановилась в коридоре, обдумывая ситуацию. Положение становилось отчаянным. Было опасно расхаживать по самому центру НКВД. В ее-то положении, когда ее усиленно разыскивают. Таня никогда не видела следователя, который пытался ее выследить, Фингер, кажется, была его фамилия. Туча когда-то говорил об этом. Но Таня не сомневалась, что он приложит все усилия, чтобы ее найти.

Как рисковать? И, тем не менее, перед ее глазами все время стояло лицо Володи — его утонченное, чувственное, несколько надменное, породистое лицо.