Валентин Курицын - Человек в маске

— Куда это черт его понес? — подумал Козырь, видя, что его спутник круто повернул в сторону и прямо по снегу, без дороги, зашагал куда-то в глубину площади, огороженной забором. Из-за группы береговых деревьев, засыпанных снегом и неподвижно мрачных, выдвинулось какое-то строение. Судя по наружному виду, нельзя было предположить, что это жилой дом. Окна нижнего этажа были забиты досками, верхний этаж был также мрачен и не освещен и ничем не напоминал о присутствии жильцов. Спутник Козыря, подойдя к двери этого таинственного жилища, трижды постучал, видимо, условленным стуком. Через несколько минут дверь бесшумно отворилась и открыла вход в темные сени.

— Шагай за мной, да осторожнее, не то голову сломишь, — оказал Козырю его спутник. Он вынул из кармана небольшой потайной фонарик с электрической батареей и нажал кнопку. Тонкая полоска белого света осветила им путь, они поднялись по лестнице и очутились в одной из комнат верхнего этажа. Здесь, к удивлению своему, Козырь заметил, насколько позволил слабый свет, вполне приличную и даже богатую обстановку.

— Подожди тут, он сейчас придет, — и спутник Козыря вышел из комнаты.

Слышно было, как заскрипела лестница под его шагами, затем все стало тихо, так напряженно тихо, что Козырь слышал удары своего сердца. Прошло пять… десять минут, и вдруг какой-то странный бледно-голубой свет залил комнату и почти тотчас же Семен услышал чей-то резкий, властный голос.

— Сними шапку и подойди ко мне поближе. Узнаешь ли ты меня?

В десяти шагах от Семена, в противоположном углу комнаты стояла высокая фигура, закутаннная в черный плащ. Бледное, как мрамор, чело незнакомца гармонировало с черным бархатом маски, из-под которой сверкал огненный взгляд.

— Я — «человек в маске». Узнаешь ли ты меня? — повторил свой вопрос загадочный незнакомец, пронзая Семена своим взглядом, похожим на блеск стали. Мелодраматический эффект всей этой сцены, верно и умело рассчитанный. произвел должное действие на грубую невежественную натуру парня.

— Узнаю, атаман. Приказывайте. — глухо вымолвил он, смущенно вертя свою шапку.

Человек в маске, видимо, оставшись доволен таким ответом, продолжал уже более естественным тоном.

— Я вернулся, «Шайка мертвой головы» вновь откроет свои действия, и ты, Семен, будешь моим помощником. Мне известны твои способности. Я ценю твою смелость и находчивость. Готов ли ты исполнять мои приказания?

— Что ж, атаман, двум смертям не бывать, а одной не миновать, от петли не уйдешь, коли уж на роду написано. Не сробею…

— Ну, так слушай. Ты возвратишься к своему барину — Гудовичу и скажешь ему, что не можешь продолжать свою службу. Скажешь, что ты должен ехать из Томска. Вот тебе твой новый паспорт, в нем ты значишься нижегородским второй гильдии купцом Иваном Александровичем Разумным. Помни, что с настоящего момента это будет твое имя. Не забудь также, что ты приехал из России с целью ознакомиться с условиями местного рынка, например, орехи кедровые скупать, или пушнину. Вот тебе двести рублей денег на первые расходы. Завтра не позднее двух часов дня, простившись с Гудовичем, поезжай в Н-ские номера и займи там номер одиннадцатый. В этом номере ты найдешь свои вещи, якобы привезенные раньше с вокзала. Тут ты будешь жить, выдавая себя, как я уже говорил, за купца. Ты пьянствуй, не болтай лишнего с прислугой, одним словом, добросовестно выполняй свою роль. Понял?

— Понял, атаман, — ответил Козырь, пряча паспорт и деньги.

— А что ты будешь делать в этих номерах, узнаешь потом. Я буду передавать тебе свои распоряжения и указания письменно. Ты ведь грамотен?

— Как же-с, обучен! Только позвольте вам сказать, конечно, я работать с вами рад душой, только дельце одно есть…

Семен нерешительно замялся.

— Что такое, говори!

— Сказать так, что есть тут человек один. От большой беды он меня выручил. «Засыпался» я было после того фарта, когда, значит, артельщика-то похерили, так вот тот самый, значит, человек и вызволил меня. По гроб жизни я ему должен быть обязан. Так что должен я проститься с ним, значит, и обсказать ему, что еду…

— Никаких лишних разговоров! Помни, что ты — член шайки, и бойся ослушаться приказания атамана. Иди и делай, как я тебе сказал.

…Бледно-голубой свет, озарявший комнату, моментально сменился на темноту, и «Человек в маске» исчез.

Вернемся теперь к Огневу и его компании, которых мы оставили в отдельном кабинете «России».

По требованию Бесшумных был подан целый поднос, заставленный бутылками шампанского.

— Пейте, ребята, пейте в мою голову, — кричал счастливый Савелий Петрович, — Пей и ты, англичанин! Чего глазами хлопаешь?!

Мистер Бальфур добродушно улыбнулся и осушил свой бокал.

— Желаю вам удачи, смелый пионер, — произнес он на английском языке.

Переводчик поспешил перевести эту фразу.

Растроганный Бесшумных полез целоваться с англичанами. Вскоре в кабинете стало жарко, душно от табачного дыма, шумно и очень весело. Все говорили, не слушая друг друга, перебивая один другого, сильно жестикулируя руками. Предметом столь горячих дебатов было, разумеется, счастливое открытие Бесшумных. Один только Загорский сохранял свое обычное хладнокровие и невозмутимость. Пил он, положим, исправно, не отступая от других, но действие винных паров нисколько не отзывалось на его крепкой голове. Пользуясь сильным опьянением других собутыльников, он, под шум и гам веселого кутежа, успел перемолвиться с Гудовичем несколькими краткими, но важными словами.

— Попробуйте опоить его, — шепнул он Гудовичу, указывая глазами на Савелия Петровича. — Попытайтесь что-нибудь разузнать.

…Зимние сумерки медленно, но настойчиво проникали в кабинет. Зажгли электричество. В. шестом часу вечера выяснилась полная невозможность продолжать это приятное времяпрепровождение: Шанкевич и еще кто-то из гостей давно уже спали мертвым сном на одном из диванов, Дубинин, на которого убийственно подействовали английские напитки, сдобренные порядочной долей шампанского, дремал, уткнув лицо в мокрую от вина скатерть. Раменский еще час назад уехал домой, сославшись на внезапную головную боль, хотя было очевидно, что он пьян мертвецки.

Англичан тоже порядочно поразобрало. Сэр Бальфур еще крепился кое-как, но секретарь его был уже совсем плох и потерял способность не только переводить, но даже и объясняться членораздельно. Огнев преспокойно спал, откинувшись на спинку кресла. Было очевидно, что пора расходиться. Савелий Петрович, выпивший не меньше других, если только не больше, держался, тем не менее, молодцом: сыпал шутками, рассказывал разные истории из таежной жизни, начинал петь, словом, разошелся человек вовсю. Загорский первый подал сигнал к уходу.