Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Пусть тебя и защищает. С меня довольно. Из-за тебя я чуть самого ценного кадра не потерял.

— Как приятно, вернувшись с того света, услышать похвалу начальства, — подал голос с оттоманки Яблочков.

— Жив, курилка?

— Слава богу.

— Только вот твой «ремингтон» у преступников. Боюсь, наделает теперь дел.

Воскресенье, 6 декабря 1870 года,

Новгородская губерния, Маловишерский уезд,

деревня Парафиевка

— Барин! — повернулся к Шелагурову кучер. — Васька-то в Парафиевку свернул.

— Зачем?

— Лошадка его луздаться [75] Спотыкаться. стала. Подкову, видать, потеряла. Васька-то, сами знаете, только про леших думает, за лошадкой ему следить недосуг. Без друзей ваших дальше поедем али их здесь подождем?

— Поворачивай. Узнаем, что случилось. В крайнем случае седоков пересадим к нам, — решил Шелагуров и уточнил у княгини: — В кузнице бывать доводилось?

Сашенька удивленно пожала плечами:

— Что мне там делать?

— Кузнец — самый главный в деревне человек. Назубрить серп, натянуть шины на тележные колеса, наковать гвоздей, выковать топор, сварить косу — все это он. А еще зубы рвет. Докторов-то в деревне нет, впрочем, об этом рассказывал. Но хоть кузнец и главный, жить ему приходится на отшибе. Потому что в горне у него всегда огонь, а значит, и пожар возможен. Если поставить кузницу посреди деревни, может выгореть вся дотла. Кстати, вот и она показалась. Вон, на пригорке сарай с бревенчатой крышей, заваленной землей. Видите?

Сашенька повернула голову.

— Зачем земля на крыше, знаете? — спросил, прищурившись, Шелагуров.

Княгиня пожала плечами.

— Обратите внимание на стены, — тоном заправского чичероне продолжал помещик. — Все они имеют наклон внутрь. Опять же против пожара. Если кузница загорится, стены сложатся как карточный домик. А сверху их завалит крыша с землей. Гениально, не правда ли? Смекалист наш мужик, все у него тщательно продумано. Четыре столба перед кузней заметили? Думаете, для украшения? Как бы не так. То станок для ковки лошадей. Глядите, Васькину лошадку туда заводят. Сейчас Онуфрий примерит ей подкову. Так что ждать нам недолго. Хоть и безрук Онуфрий, работает очень быстро.

— Без рук? Безрукий кузнец? — переспросила Сашенька.

Честно говоря, окажись Онуфрий и впрямь безруким, не удивилась бы. Там, где обитают домовые, а старики насилуют невесток, кузнецы запросто могли обойтись и без рук. Но, оказалось, над ней подшутили. Онуфрий, бородатый мужичок лет сорока, невысокий, крепкий, с широкими плечами, обеими руками стал прикладывать подкову к копыту.

— Зачем вы меня разыграли? — спросила Сашенька.

— Боже упаси.

— Или меня зрение обманывает? И у кузнеца не руки, а культи?

— «Безруким» Онуфрия называют потому, что обходится без молотобойца, — объяснил помещик. — Из помощников у него один «поддувало». Тот, кто мехи качает.

— Так бы и сказали.

Сани остановились у станка для ковки лошадей. Сашенька энергично выпрыгнула, к ней со всех ног бросился Васька:

— Не извольте беспокоиться. К па́бедам [76] К полудню, к обеду. будем в лучшем виде.

Княгиня раздраженно махнула рукой, потому что увидела Нюшу с Прыжовым. Те отошли от кузницы подальше, не заметив прибытия Сашеньки. Молодая вдова, видимо, озябла (или сделала вид, что озябла), и доктор нежно растирал ей пальцы.

«Влюбился, как гимназист в хористку, — разъярилась княгиня. — Только вот у хористки сифилис».

Поддерживая обеими руками подол шубы, Сашенька решительным шагом направилась к ним.

— Отойди от нее, — крикнула она, приближаясь к Прыжову.

— Сашенька? — удивился Лёшич. — Что ты тут делаешь? Я думал, вы давно в Подоконникове. Неужели и у вас подкова отвалилась?

— Как бы чего не отвалилось у тебя. Если от Нюши не отойдешь, точно отвалится.

— Да что с тобой? Какая муха укусила?

— Белая, — огрызнулась Тарусова. — Разве не видишь, сколько их вокруг? — И, перейдя на шепот, сообщила: — У Нюши сифилис.

Но Пшенкина ее услышала:

— Да как… как вы смеете? — возмутилась она.

— Шелагуров наплел? — предположил Прыжов.

— Не наплел. То правда. Здесь вообще Содом с Гоморрой. Все друг с другом совокупляются, словно кролики. А Нюшин муженек вообще ни одну не пропустил.

— Неправда, — возразила вдова.

Сашенька отмахнулась от нее:

— Позволю себе напомнить, что твоего мужа убили не в вашей супружеской постели, а в сортире у любовницы.

— Тогда тоже напомню, — не дал Нюше раскрыть рта Прыжов, — что я исследовал труп Петра Пшенкина. И никаких сифилитических поражений не обнаружил.

— Ошибся, — предположила княгиня.

— Исключено. Я свое дело знаю.

— А ты Нюше сказал, что женат?

— Про это знаю, ваше сиятельство. — Пшенкина неожиданно для Сашеньки горделиво подняла голову и уставилась на нее. Княгиня дерзкий ее взгляд выдержала, но про себя отметила, что Нюша не столь забита, как ей казалось. Характер-то у вдовушки сильный. — Но я теперь женщина свободная, кого хочу, того люблю.

— Господи, что он делает? — схватилась за сердце Сашенька, увидев что Онуфрий поднял лошади ногу и ухналями [77] Плоские треугольные гвозди. стал прибивать подкову. — Ей же больно.

Нюша, вдова извозопромышленника, едва сдерживая улыбку, объяснила Сашеньке:

— Что вы, ваше сиятельство, ей щекотно.

— Это варварство!

— Тебе больно, когда ногти стрижешь? — уточнил у Сашеньки Прыжов.

— Нет.

— Копыта — те же ногти, кровеносных сосудов и нервов там нет.

Когда Сашенька с Шелагуровым снова разместились в санях, Онуфрий подошел прощаться:

— Я-то думал, с новым заказом пожаловали, — сказал он помещику. — Предыдущая-то штуковина пригодилась?

— Еще нет.

— Знатно ее наточил?

— Молодец, — похвалил Онуфрия помещик и велел кучеру: — Трогай.

Воскресенье, 6 декабря 1870 года,

Санкт-Петербург

Чтобы снизить расходы, жители Петербурга селились как можно ближе к месту службы. По этой причине судьи, следователи и присяжные поверенные снимали жилье в Литейной части, где располагался Окружной суд.

Бражников обитал в доме на углу Баскова переулка и Надеждинской [78] Ныне Маяковская. улицы. Номер квартиры Добыгин, конечно же, не помнил, пришлось искать старшего дворника.

— Опять кого-то убили? — всплеснул руками тот. — Неужто Великого князя?

— Что ты мелешь, дурак.

— Дык в пятницу, когда извозопромышленника прикончили, за Петром Никанорычем городовой пожаловал. А сегодня сам господин полковник. Не иначе, министр дуба дал…

— Хватит языком молоть. Номер квартиры.