Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Кто из них служит у Петра?

— Трое: Петька Кудюмов, Минька Сучков, Колька рыжий.

— Какой из них?

— Который Брандычихин муж.

— Я разыщу их и расспрошу, — решила Сашенька.

— Зачем? Я уверен, убийца Гуравицкий! — воскликнул Шелагуров.

— Признаться, я тоже так думала, но для очистки совести надо проверить другие версии. Кто знает, а вдруг Петька взялся за старое и кого-то из этой троицы шантажировал?

Поминки чуть не закончились новыми похоронами. Брандычиха, выпив очередную рюмку, начала задыхаться.

— На воздух, ведите на воздух, — крикнул Лёшич.

В прокуренной избе помощь задыхающейся оказать было невозможно.

Выбежав первым, Прыжов рванул к саням, в которых оставил докторский саквояж.

— Что случилось? — осведомился у него Васька, отлучившийся с поминок, чтобы задать лошадке овса.

— Баба задыхается, — сообщил на бегу Прыжов и, схватив саквояж, не мешкая ни секунды, побежал обратно. — Уложите ее! — крикнул он мужикам, спускавшим Брандычиху с крыльца, идти сама она не могла. — На снег, прямо на снег. Под голову что-нибудь подсуньте.

Мужики повиновались. Прыжов сел перед Брандычихой на колени, повторяя себе: «Только бы сонную артерию не перерезать».

О трахеотомии он читал много раз, но делать самому еще не доводилось. Скальпелем он рассек на шее кожу и, раздвинув мышцу, нащупал перстневидный хрящ, потом чуть ниже перешеек между ним и щитовидной железой. Здесь, здесь дырку надо делать. Брандычиха уже не дышала, лишь судорожно дергалась.

— Ноги держите, — велел Лёшич столпившимся зевакам.

— Кажись, окочурилась, — предположила та самая подружка, с которой Брандычиха шушукалась перед похоронами.

— Месяц назад пяток яиц у меня одолжила, — вторила ей соседка. — Обещала назавтра вернуть. Сколько раз напоминала, а Брандычихе как с гуся вода. И что мне теперь делать?

Лёшич, отодвинув перешеек, обнажил трахею, положил на нее указательный палец, занес скальпель.

— Расступись! — услышал он сзади.

Прыжов обернулся и увидел счастливого Ваську, который протянул ему прямо в лицо сдвинутые лодочкой ладошки, в которых аккуратно, словно золотой песок, принес конский навоз:

— Лучшее средство от задоха. Сначала пихните в нос, потом зааминем [82] Троекратное произнесение «Аминь». .

— Пошел прочь! — закричал доктор.

— Дык помрет Брандычиха, — возразил Васька и предпринял попытку сунуть навоз несчастной самостоятельно.

Лёшич грубо его отпихнул.

— Уберите Ваську! — крикнул он зевакам и, не мешкая, вонзил скальпель в гортань.

Судороги у Брандычихи прекратились, дыхание тоже.

— Зарезал! — заорал Васька. — Зарезал!

— Быстрее, к саням, — подтолкнул Сашеньку Шелагуров.

Они наблюдали за операцией с крыльца.

— Быстрее, княгиня. Иначе нас разорвут…

— Но Лёшич?..

— Не о нем сейчас думайте, о себе. Все знают, что приехали с ним, если толпа разъярится, спасти не смогу.

— Смотрите! — закричала баба, которая минуту назад убивалась из-за яиц. — Чудо!

Брандычиха порозовела и закашлялась.

— Жива! — выдохнули все хором.

— Все равно, надо зааминить, — гнул свое Васька.

— Да пошел ты со своим навозом, — огрызнулся на него Фрол.

— Больную отнесите в дом, там я ушью ей отверстие, — поднялся с колен Лёшич.

— Похоже, спасаться бегством уже поздно, — с улыбкой произнесла Сашенька. — Не думала, что вы трус.

— Я вовсе не трус. Я испугался за вас, — признался помещик. — Меня бы не тронули.

— Тогда я вам благодарна. Чертовски приятно, когда тебя пытаются спасти. Чувствуешь себя заколдованной принцессой из сказки. Надеюсь, поминки закончились?

— Думаю, да.

— Мы все еще успеваем на дневной пассажирский?

— С трудом, но да.

— Надо поторопить Лёшича.

Сашенька обернулась и тотчас поняла, что вряд ли это получится. И что дай им бог успеть хотя бы на ночной курьерский — Прыжов был окружен плотной толпой крестьян, каждый жаловался на свою болезнь:

— От кашля микстуру…

— От почечуя [83] Геморрой. чего-нибудь…

— Спиной маюсь.

— Колено ноет…

— Встрешняя [84] Болезнь, которая началась в дороге. …

— Рассыпная… [85] Сыпь по всему телу.

— Хорошо! Хорошо! Всех приму! Всех! Но сперва зашью Брандычихе горло.

Под амбулаторию Ионыч уступил свой кабак. Запускал он туда крестьян по одному, чтоб не мешали доктору разговорами. Прыжову ассистировала Нюша — после каждого больного подавала ему горячую воду в кувшине, чтобы сполоснул руки.

— Так понимаю, одна не поедете? — уточнил Шелагуров.

Сашенька помотала головой.

— Но доктору уже ничего не угрожает…

— Угрожает. Нюша.

— Вы так обеспокоены его нравственностью? Или его жена ваша лучшая подруга?

— По правде сказать, терпеть ее не могу. И дорого бы отдала, если бы Лёшича от нее увели. Но не Нюша! Знаю я этих купеческих дочек. Из умений — чтение по слогам и вышивание крестиком. В придачу сифилис.

— Ну это было лишь мое предположение. Раз доктор уверен…

— А я — нет.

— Можно обождать их в Титовке. Имеется и другой вариант. Подоконниково — имение заглазное [86] Не имеющее господской усадьбы. , чтобы не ночевать в домах у крестьян, отец выстроил недалеко отсюда заимку, охотничий домик. Мэри любила в нем бывать. Очень любила. Возле него я ее и похоронил.

— Почему не на кладбище?

— Умерших от холеры на кладбищах не хоронят. Так куда мы поедем?

— Раз заимка ближе, давайте туда.

Могила была завалена снегом, лишь кончик креста торчал из сугроба. Постояв немного возле него, пошли в домик. Помещик разжег камин, сварил пунш.

— Предлагаю выпить за наше знакомство, — предложил он, разлив напиток по кружкам.

Сашенька с удовольствием выпила свою почти до дна. Тело сразу согрелось. И душа тоже. Шелагуров весь день делал ей знаки внимания и теперь… Что будет теперь? В этом уютном теплом домике? Нет, конечно, она ответит отказом. Даже оскорбится. Но все равно будет приятно, что в свои тридцать пять все еще способна будоражить мужские сердца.

Но Шелагуров, к ее удивлению, с сонным видом продолжал вспоминать свою Мэри, рассказывал, как был с ней счастлив, как радовался, что вот-вот станет отцом, и как все оборвалось в один ужасный день.

Сашенька думала: неужели она ему не нравится? Но ведь он флиртовал. А вдруг он просто хотел быть учтивым по отношению к столичной гостье, дочери миллионера?

Княгиня от огорчения прикусила губу. Она была уверена, что Шелагуров пойдет на абордаж, когда ему представится случай. А он вместо этого зевал.

У нее бальзаковский возраст, излет привлекательности. Совсем скоро превратится в старушку. Для мужа уже превратилась. Когда Диди в последний раз посещал ее спальню? Два месяца назад, в сентябре, когда в очередной раз она простила ему новую измену. Узнать об этом было больно, пережить еще больнее. Нет, она не забыла об измене, но ей удалось с ней свыкнуться. Простить, забыть Лизу-стенографистку Сашенька не смогла. Разве она не любит Диди всей душей? Разве не готова ради него в огонь и в воду? Разве не родила ему троих замечательных детей: Евгения, Татьяну, Володю. А он? Что Диди не хватает? Может, того, что и ей? Может, ему, как ей сейчас, хочется быть желанной, хочется, чтобы обнимали, целовали, сжимали, тискали?