Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Со своего места у сцены вскакивает мужчина в рубашке с открытым воротом и, будто обращаясь ко всем присутствующим, зычно произносит:

– Все верно. Она мне так и сказала, что сегодня войдет в контакт. Эмили – та самая суфражистка, что бросилась под копыта королевской лошади и скончалась от полученных увечий. Как дух она мне хорошо знакома.

Зрители, все как один, громко ахают. Миссис Робертс начинает оглашать послание, но Джордж больше не вслушивается. К нему внезапно вернулся рассудок; свежий, бодрящий ветер здравого смысла вновь проветривает ему голову. Чистой воды жульничество, как он и подозревал. Скажут тоже: Эмили Дэвисон! Эмили Дэвисон, которая била окна, бросалась камнями, поджигала почтовые ящики, отказывалась подчиняться тюремному распорядку и не раз подвергалась принудительному кормлению. По мнению Джорджа, глупая истеричка, целенаправленно искавшая смерти, чтобы привлечь внимание к своим требованиям; впрочем, поговаривали, будто она просто собиралась прицепить к конской сбруе флажок, да не рассчитала скорость бега жеребца. Если так, то она не просто истеричка, но еще и неумеха. А нарушать закон ради введения закона – это нонсенс. Для таких целей существуют петиции, доводы, в крайнем случае манифестации, но идущие от разума. Кто нарушил закон, добиваясь права голоса, тот лишь доказал, что не заслуживает этой привилегии.

И все же суть не в том, как оценивать Эмили Дэвисон: как глупую истеричку или как участницу движения, усилиями которого Мод получила всецело одобряемое Джорджем право голоса. Нет, суть в том, что сэр Артур был столь широко известен как противник избирательного права для женщин, что появление этого духа на церемонии прощания иначе как абсурдом не назовешь. Если, конечно, не признать, что духи покойных не только неуправляемы, но и лишены всякой логики. Возможно, Эмили Дэвисон просто хотела сорвать эту церемонию, как в свое время сорвала дерби. Но тогда ей следовало бы адресовать свое послание сэру Артуру либо его вдове, а не какому-то сочувствующему приятелю.

Довольно, говорит себе Джордж. Довольно логических рассуждений на эти темы. А если точнее, довольно оправдывать этих людей за недостаточностью улик. Ты пережил неприятное потрясение из-за ловко подстроенной ложной тревоги, но это еще не повод терять рассудок и выходить из себя. А вместе с тем он думает: «Если даже я настолько перепугался, даже я запаниковал, даже я подумал, что вот-вот умру, то что же говорить о воздействии такого трюкачества на более впечатлительных личностей и на более скудные умы». Джордж уже подумывает, не стоит ли все же сохранить Закон о колдовстве – с которым он, надо признаться, незнаком – в действующем законодательстве.

В течение получаса с лишним миссис Робертс занималась раздачей сообщений. Джордж замечает, что некоторые из сидящих в партере начинают вставать со своих мест. Правда, теперь они не соперничают за потерянного родственника и не поднимаются в едином порыве, чтобы приветствовать очертания любимых. Они просто-напросто покидают зал. Как видно, появление Эмили Уилдинг Дэвисон для них тоже стало последней каплей. Придя сюда в качестве поклонников жизни и творчества сэра Артура, они, вероятно, не желают иметь ничего общего с этим публичным жульничеством. Вот уже человек тридцать, сорок, пятьдесят решительно направляются к выходам.

– Я не могу продолжать, когда люди расходятся, – заявляет миссис Робертс.

В ее голосе сквозит обида, смешанная с раздражением. Она отступает на несколько шагов назад. Кто-то невидимый подает сигнал, по которому из огромного органа, установленного за сценой, неожиданно вырывается хриплый вопль. В чем его назначение: перекрыть топот удаляющихся скептиков или возвестить о конце собрания? Джордж полагается на разъяснения соседки справа. Она хмурится, оскорбленная таким хамством по отношению к медиуму. Что же до самой миссис Робертс, та повесила голову и обхватила себя руками, прекратив постороннее вмешательство в хрупкую череду контактов, установленных ею с миром духов. А потом происходит то, чего Джордж никак не мог ожидать. Орган вдруг умолкает на середине государственного гимна, миссис Робертс раскидывает руки, поднимает голову, уверенно подходит к микрофону и звенящим, страстным голосом возвещает:

– Он здесь! – И повторяет: – Он здесь!

Зрители, устремившиеся к выходу, останавливаются; некоторые возвращаются на свои места. Но до них уже никому нет дела. Все напряженно смотрят на сцену, на миссис Робертс – на пустое кресло с картонкой поперек. Создается впечатление, что вопль органа был призывом к вниманию, прелюдией к этому моменту. Весь зал умолкает, всматривается, ждет.

– В первый раз я его увидела, – говорит она, – во время двухминутного молчания. Он стоял вот здесь, сначала прямо за мной, а потом отдельно от прочих духов. Потом я увидела, как он подошел к своему пустующему креслу. Я видела его совершенно отчетливо. Он был во фраке. Выглядел он точно так же, как в последние годы. Сомнений нет. Он был готов к своему уходу.

После каждого краткого, драматического заявления она выдерживает паузу; Джордж вглядывается в родных сэра Артура, сидящих на сцене. Все они, кроме одной, не сводят глаз с миссис Робертс, завороженные ее объявлением. Только леди Конан Дойл не поворачивает головы. Издали Джордж не видит ее лица, но она сцепила руки на коленях, расправила плечи и выпрямила спину; сидя с гордо поднятой головой, она смотрит вдаль поверх голов публики.

– Он наш великий заступник – и здесь, и на дальней стороне. Он уже вполне способен к материализации. Уход его был мирным, и он успел подготовиться. Не было ни боли, ни смятения духа. Он уже может начинать свое заступничество. Когда я впервые увидела его, во время двухминутного молчания, это был лишь мимолетный проблеск.

Зато во время передачи вестей я увидела его ясно и отчетливо.

Он приблизился, остановился позади и ободрял меня, пока я выполняла свое дело.

В который раз я узнала этот прекрасный, чистый голос, который не спутать ни с каким другим. Он вел себя как джентльмен, каким оставался всегда.

Он пребывает с нами постоянно, и преграда между двумя мирами не более чем временна.

Перехода бояться не нужно, и сегодня наш великий заступник доказал это своим появлением среди нас.

Соседка слева наклоняется через плюшевый подлокотник и шепчет:

– Он здесь.

Несколько человек наблюдают стоя, чтобы лучше видеть сцену. Все взгляды прикованы к пустующему креслу, к миссис Робертс и членам семьи Дойл. Джорджем вновь овладевает какое-то массовое чувство, которое пересекает и пронизывает эту тишину. Он больше не терзается страхом, как в тот миг, когда подумал, что к нему направляется отец, и не исполняется скепсиса, которым встретил появление Эмили Дэвисон. Наперекор самому себе он проникается каким-то настороженным благоговением. В конце-то концов, речь идет о сэре Артуре, который по доброй воле использовал свой следственный талант ради Джорджа, который рисковал своей репутацией для спасения репутации Джорджа, который помог ему вернуть отнятую у него жизнь. Сэр Артур, человек высочайших принципов и интеллектуальных способностей, верил в события, подобные тем, которые только что засвидетельствовал Джордж; в такой миг было бы бессовестно с его стороны отречься от своего спасителя.