Джулиан Барнс - Артур и Джордж

– Одно плохо, – вставил свое слово мистер Мик, – что наше дело направлено в суд «Б».

Его тон остудил недолгую радость Джорджа.

– Что в этом плохого?

– В суде «А» председательствует лорд Хэзертон. У него хотя бы есть юридическое образование.

– Вы хотите сказать, что меня будет судить какой-то профан?

Тут вмешался мистер Вачелл:

– Не пугайте его, мистер Мик. Мне доводилось выступать в обоих судах. Кто у нас председательствует в суде «Б»?

– Сэр Реджинальд Харди.

На лице мистера Вачелла не дрогнул ни один мускул.

– Вот и отлично. Я считаю, нам даже на руку, что не придется стоять навытяжку перед каким-то педантом, который метит в Верховный суд. Сможем позволить себе чуть больше обычного, не боясь, что нас будут постоянно одергивать, дабы похвалиться знаниями судебной процедуры. По большому счету, как я уже сказал, защите это на руку.

Джордж чувствовал, что мистер Мик не согласен; и все же судебный адвокат выглядел чрезвычайно авторитетным, хотя искренность его оставалась под вопросом.

– У меня будет к вам одна просьба, джентльмены. – Мистер Мик и мистер Вачелл мимолетно переглянулись. – Касательно моей фамилии. Она произносится «Э-э-эдл-джи». У мистера Мика получается более или менее правильно, а вас, мистер Вачелл, следовало предупредить с самого начала. Полицейские, сдается мне, нарочно игнорируют любые поправки. Я предлагаю, чтобы в самом начале заседания мистер Вачелл сделал объявление насчет ударения в моей фамилии. Нужно довести до сведения суда, что правильно говорить не «Эда-а-ал-джи», а «Э-э-эдл-джи».

Судебный адвокат наставительно кивнул солиситору, и мистер Мик ответил:

– Джордж, как бы поточнее выразиться? Конечно, фамилия – вопрос сугубо личный, и мы с мистером Вачеллом, разумеется, постараемся выговаривать ее, как вы скажете. Но исключительно наедине с вами. А в зале суда… в зале суда… Аргумент, видимо, таков: там – чужой монастырь. Мы не поладим с сэром Реджинальдом Харди, если выступим с подобным заявлением. И ничего не добьемся, решив преподать местным полицейским урок произношения. Что же касается мистера Дистэрнала, он, подозреваю, только позлорадствует от этой путаницы.

Джордж перевел взгляд с одного собеседника на другого:

– Не вполне понимаю.

– Я вот о чем толкую, Джордж: пусть суд оставит за собой право решать, как произносить фамилию подсудимого. Этот вопрос нигде не прописан и обычно не ставится во главу угла. А ошибочное, с вашей точки зрения, произношение звучит, я считаю, более… по-английски.

У Джорджа перехватило дыхание.

– И менее по-восточному?

– Да, Джордж, менее по-восточному.

– В таком случае попрошу вас обоих коверкать мою фамилию, чтобы я привык.

Суд назначили на двадцатое октября. Девятнадцатого числа четверо мальчишек, игравших близ Сидмутской рощи в Ричмонд-парке, нашли сильно разложившийся труп. Экспертиза установила, что это тело мисс Софи Франсес Хикмен, работавшей хирургом в Королевской общественной больнице. Примерно сверстницы Джорджа. И, подумал он, его соседки по газетной полосе.

Утром двадцатого октября тысяча девятьсот третьего года Джорджа перевезли из Стаффордской тюрьмы в Уголовный суд. Отвели в подвал, где находилось конвойное помещение. В качестве поблажки определили в просторную камеру с низким потолком, дощатым столом и печкой; под надзором констебля Даббса он мог совещаться там с мистером Миком. В течение двадцати минут, что Джордж просидел за столом, Даббс, жилистый, с полоской бороды, старательно отводил взгляд. Затем по сигналу он повел Джорджа тесными, петляющими, мрачными коридорами, вдоль шеренги тусклых газовых фонарей к какой-то двери, за которой начиналась узкая лестница. Получив от Даббса легкий тычок в спину, конвоируемый двинулся вверх, навстречу свету и шуму. Когда он появился у всех на виду в зале суда «Б», шум сменился тишиной, и Джордж, оказавшийся прямо за барьером скамьи подсудимых, в растерянности застыл – ни дать ни взять актер, насильно вытолкнутый на сцену из люка.

В присутствии помощника председательствующего – сэра Реджинальда Харди, двух мировых судей, сидевших по бокам от него, капитана Энсона, полномочных англичан-присяжных, газетчиков, представителей общественности и трех членов семьи подсудимого был зачитан обвинительный акт. Джорджу Эрнесту Томпсону Эдалджи инкриминировались нанесение в ночь с 17 на 18 сентября резаной раны лошади-пони, принадлежавшей угольной компании, а также отправка, около 11 июля, письма с угрозой убийства на имя сержанта Робинсона, служащего в полицейском участке Кэннока.

Мистер Дистэрнал был высок ростом, гладок, быстр в движениях. После краткой вступительной речи он вызвал инспектора Кэмпбелла, и рассказ завели с самого начала: обнаружение раненого пони, обыск в доме приходского священника, одежда с пятнами крови, прилипшие к плащу волоски, анонимные письма, арест и последующие заявления подсудимого. Джордж понимал: это не более чем рассказ – мешанина разрозненных сведений, совпадений и домыслов; понимал он и то, что ни в чем не виновен, однако из-за повторения начальственным лицом в парике и мантии рассказ этот приобрел некое подобие достоверности.

Когда Джордж уже решил, что показания Кэмпбелла исчерпаны, мистер Дистэрнал преподнес свой первый сюрприз.

– Инспектор Кэмпбелл, прежде чем мы закончим, напомню о недавнем случае, вызвавшем серьезную тревогу общественности; думаю, вы можете нас просветить на сей счет. Если не ошибаюсь, двадцать первого сентября на ферме мистера Грина была найдена лошадь с резаной раной.

– Совершенно верно, сэр.

– А ферма мистера Грина расположена по соседству с домом священника прихода Грейт-Уэрли?

– Да, это так.

– И полиция начала следствие по этому возмутительному делу?

– Конечно. Безотлагательное и приоритетное.

– Принесло ли оно какие-либо результаты?

– Да, сэр.

Точно рассчитанная пауза, которую выдержал мистер Дистэрнал, оказалась, в сущности, излишней: все присутствующие замерли раскрыв рот, как один изумленный ребенок.

– Будьте любезны, сообщите суду о результатах вашего расследования.

– Джон Гарри Грин, девятнадцати лет, доброволец конного отряда территориальной армии, взял на себя вину за указанное деяние в отношении своей собственной лошади. Он дал письменные признательные показания.

– Юноша взял на себя полную и единоличную ответственность?

– Да, это так.

– А вы допросили его на предмет возможной связи между этим злодеянием и предыдущими эпизодами, имевшими место в том же районе?

– Допросили. Причем очень подробно, сэр.

– И что он сообщил?

– Что это был единичный случай.

– И следственные действия подтвердили, что эпизод на ферме Грина никак не связан с другими эпизодами, зафиксированными в данной местности?