Джулиан Барнс - Артур и Джордж

– Да. – (Услышанное не похоже на полный ответ.) – Но смею предположить, с учетом происхождения вашего отца…

– Сэр Артур, должен сразу заявить: я не считаю, что в моем случае хоть какую-то роль сыграла расовая неприязнь.

– Надо признаться, вы меня удивляете.

– Отец считает, что, будь я, к примеру, сыном капитана Энсона, я бы пострадал куда меньше. Это безусловно так. Но с моей точки зрения, в этом деле есть ложный след. Сомневаетесь – приезжайте в Уэрли и спросите деревенских жителей, верят они мне или нет. Если расовые предрассудки и существуют, они свойственны лишь очень небольшой части населения. Время от времени случаются мелкие эксцессы, но какого человека они не касались в той или иной форме?

– Как я понимаю, вы отказываетесь играть роль мученика…

– Не в том дело, сэр Артур. – Джордж умолкает и на миг теряется. – Скажите, я правильно к вам обращаюсь?

– Да, можете называть меня так. А хотите – Дойл.

– Нет, лучше сэр Артур. Как вы догадываетесь, я много размышлял об этом деле. Меня воспитывали как англичанина. Я ходил в школу, потом изучал право, стажировался, работал поверенным. Разве кто-нибудь мне препятствовал? Напротив. Учителя меня хвалили, партнеры в фирме «Сангстер, Викери энд Спейт» со мной считались, прихожане отца говорили добрые слова, когда я получил диплом. На Ньюхолл-стрит ни один клиент не отказался от моих услуг по причине моего происхождения.

– Да, но…

– Разрешите, я закончу. Как я уже сказал, бывают отдельные выпады. Кто-то поддразнивает, кто-то подшучивает. Я не столь наивен, чтобы не замечать, когда люди смотрят на меня по-особому. Но я же юрист, сэр Артур. Где доказательства, что это происходит в силу расовой неприязни? В свое время сержант Аптон пытался меня запугать, но он, скорее всего, запугивал и других мальчишек. Капитан Энсон определенно меня невзлюбил, хотя никогда не видел. В том, что касалось полицейских, больше всего тревожила меня их несостоятельность. Например, не было случая, чтобы они, наводнив всю округу констеблями-добровольцами, сами обнаружили искалеченное животное. О каждом эпизоде им сообщали либо фермеры, либо идущие на смену рабочие. Не я один сделал вывод, что полицейские боятся так называемой банды, хотя они даже не сумели доказать ее существование. Если, по-вашему, в основе моих злоключений лежала расовая ненависть, я должен попросить у вас доказательств. Не припоминаю, чтобы мистер Дистэрнал хотя бы косвенно сослался на это обстоятельство. Или сэр Реджинальд Харди. Разве присяжные вынесли мне вердикт «виновен» на основании моего цвета кожи? Это слишком уж примитивный ответ. Могу добавить, что в местах лишения свободы меня не третировали ни тюремщики, ни другие заключенные.

– Если позволите, выскажу одно предложение, – ответил сэр Артур. – Вероятно, вам было бы полезно иногда рассуждать не как законнику. Если явление не подкреплено доказательствами, это еще не значит, что его не существует.

– Согласен.

– Значит, когда возобновилась травля вашей семьи, вы сочли и поныне считаете, что стали случайными жертвами?

– Вероятно, нет. Но пострадали и другие люди.

– Разве что от писем. Так, как вы, не пострадал никто.

– Это так. Однако было бы неправомерно делать отсюда вывод о целях и мотивах гонителей. Возможно, мой отец, который вполне способен проявить крутой нрав, отчитал какого-нибудь мальчишку с фермы за воровство яблок или за богохульство.

– Думаете, это могло послужить началом?

– Понятия не имею. Но боюсь, что никогда не перестану думать как юрист. Такова уж моя натура. И, как юрист, я постоянно ищу доказательства.

– Возможно, другие видят то, что ускользает от вас.

– Несомненно. Только здесь возникает еще вопрос целесообразности. Для меня нецелесообразно всегда исходить из того, что люди, с которыми я имею дело, испытывают ко мне тайную неприязнь. А в настоящий момент нецелесообразно считать, будто мне достаточно убедить министра в существовании расовой подоплеки дела, чтобы снять с себя все обвинения и получить компенсацию, о которой вы говорили. Или, сэр Артур, вы верите, что мистер Гладстон и сам грешит расовыми предрассудками?

– У меня нет совершенно никаких… доказательств. Более того, я очень в этом сомневаюсь.

– Тогда давайте, пожалуйста, оставим эту тему.

– Хорошо. – Артура впечатляет такое упорство, если не сказать упрямство. – Я хочу познакомиться с вашими родителями. И с сестрой. Только ненавязчиво. Мне свойственно рубить сплеча, но бывают случаи, когда необходимы более тонкие подходы, а то и блеф. Как любит говорить Лайонел Эмери, если дерешься с носорогом, не привязывай к носу рог. – Джордж озадачен таким сравнением, но Артур ничего не замечает. – Если в деревне меня увидят с вами или с кем-нибудь из ваших родных, это вряд ли пойдет на пользу нашему делу. Мне нужно завести там знакомство, установить контакт. У вас есть кто-нибудь на примете?

– Гарри Чарльзуорт, – машинально отвечает Джордж, как будто перед ним двоюродная бабушка Стоунхэм или Гринуэй и Стентсон. – В школе мы сидели за одной партой. Я делал вид, что он мой друг. Мы были первыми учениками. Отец упрекал меня, что я не вожусь с фермерскими сыновьями, но, откровенно говоря, с ними невозможно было общаться. Гарри Чарльзуорт унаследовал отцовскую молочную ферму. У него репутация порядочного человека.

– Вы говорите, что в деревне почти ни с кем не поддерживали отношений?

– Ко мне тоже никто особенно не тянулся. Если честно, сэр Артур, я всегда планировал с началом самостоятельной практики поселиться в Бирмингеме. Уэрли, между нами, виделась мне унылой и отсталой деревней. На первых порах я продолжал жить дома, не решаясь сказать родителям, что хочу от них съехать, но с деревней старался никаких дел не иметь, за исключением самых насущных. Как, например, починка обуви. Но со временем если и не угодил в ловушку, то стал замечать, что прирос к семейному очагу, а потому даже думать об отъезде стало тяжело. Кроме того, я очень привязан к своей сестре Мод. Таково и было мое положение, покуда… со мной не сотворили то, что вам уже известно. После освобождения из тюрьмы о возвращении в Стаффордшир нечего было и думать. Так что сейчас я базируюсь в Лондоне. Снимаю жилье на Мекленбург-Сквер, у мисс Гуд. Вначале при мне пару недель находилась мать. Но она нужна отцу дома. Теперь она лишь изредка вырывается меня проведать. Я живу… – Джордж на миг умолкает, – как видите, я живу в состоянии неопределенности.

Артур в который раз отмечает, насколько осторожен и точен Джордж, когда описывает хоть важные события, хоть мелочи, хоть эмоции, хоть факты. Из такого вышел бы первоклассный свидетель. И если он не видит того, что для других очевидно, это не его вина.