Джулиан Барнс - Артур и Джордж

К своему огорчению, он понимал, что ехать туда на автомобиле не стоит: появление на стаффордширских проселках «вулзли» с двигателем в двенадцать лошадиных сил, цепным приводом и весом в тонну вряд ли поможет водителю остаться незамеченным. А жаль, тем более что два года назад забирать этот автомобиль он ездил не куда-нибудь, а в Бирмингем. В тот раз цель поездки была не столь деликатной. Как ему помнилось, он тогда надел яхтсменскую фуражку – последний крик моды в среде автомобилистов. Вероятно, до тамошних мест такое поветрие еще не дошло: когда Артур в ожидании продавца «вулзли» расхаживал по платформе вокзала Нью-стрит, к нему подошла решительно настроенная девушка и потребовала уточнить, с какой периодичностью отправляются поезда на Уолсолл.

Оставив авто в конюшне, Артур сел в поезд на Ватерлоо, идущий от Хаслмира. В Лондоне он собирался ненадолго прервать свою поездку, чтобы повидаться с Джин – всего в четвертый раз с тех пор, как овдовел и сделался свободным мужчиной. Написал он ей заблаговременно, чтобы она ждала его сегодня после обеда, и подобрал нежнейшие слова прощания, но как только поезд отошел от перрона в Хаслмире, Артур поймал себя на страстном желании тотчас же нахлобучить по самые уши яхтсменскую фуражку и оказаться сейчас в своем «вулзли», который с ревом промчал бы его через все сердце Англии, в сторону Стаффордшира. Артур не мог объяснить, откуда взялось такое желание, из-за которого он испытывал и муки совести, и досаду. Он не сомневался, что любит Джин, что женится на ней и сделает ее второй леди Дойл, и все же не стремился к такого рода свиданию. Если бы только люди были столь же примитивно организованы, как машины.

Чтобы не пугать других пассажиров первого класса, Артур время от времени подавлял граничивший со стоном тяжкий вздох. И это тоже входило в правила, по которым ты обязан жить. Подавлять стон, лгать о своей любви, обманывать законную жену – и все во имя чести. Треклятый парадокс: чтобы поступать достойно, приходится поступать недостойно. Ну почему нельзя схватить в охапку Джин, усадить в «вулзли», примчать в Стаффордшир, зарегистрировать в гостинице как свою жену – и фельдфебельским взглядом уничтожить любого, кто посмеет хотя бы бровью повести? Да потому, что нельзя, потому, что так не делается, потому, что это лишь на первый взгляд просто, потому что потому… Когда поезд проезжал предместья Уокинга, Артур в который раз с тихой завистью вспомнил того солдата-австралийца. Номер четыреста десять конной пехоты Нового Южного Уэльса, неподвижно лежавший в вельдте подле фляжки, увенчанной красной шахматной фигурой. Честная битва на открытых просторах во имя великой цели – трудно представить себе более благородную смерть. Вот и жизнь должна быть примерно такой же.

Он заходит к ней в квартиру; Джин одета в голубой шелк; они безоглядно обнимаются. Ничто не заставляет их отшатываться, да и потребности такой, как он понимает, нет; и все же волнения от этой встречи он не испытывает. Они садятся пить чай; Артур справляется о ее родных; Джин интересуется целью его поездки в Бирмингем.

По прошествии часа, когда ответ на ее вопрос дошел только до предварительных слушаний в Кэнноке, Джин берет Артура за руку и говорит:

– Как чудесно, милый Артур, видеть тебя в прежнем настроении.

– И тебя тоже, дорогая моя, – отвечает он и продолжает.

Как и следовало ожидать, его история расцвечена всеми возможными красками и эффектами; Джин и тронута, и благодарна, что ее любимый освобождается от гнета последних месяцев. И все равно, когда Артур завершил свой рассказ и уточнил цель поездки, когда многократно посмотрел на часы и сверился с расписанием движения поездов, Джин едва сдерживает разочарование.

– Очень жаль, Артур, что я не еду с тобой.

– Как удивительно, – отвечает он и, похоже, впервые устремляет на нее взгляд. – Представь себе: в поезде я воображал, будто мы с тобой вдвоем едем в Стаффордшир на автомобиле, как муж и жена.

Артур только покачивает головой от такого совпадения, вызванного, по всей вероятности, телепатическими способностями двух находящихся рядом любящих сердец. Потом он встает и, взяв шляпу и пальто, уходит.

Джин не в обиде – ее любовь к Артуру слишком беззаветна; однако, положив ладони на едва теплый чайник, она склоняется к мысли, что ее положение, и в первую очередь будущее положение, требует подхода с практических позиций. В течение минувших лет дело осложнялось множеством договоренностей, оговорок и утаек. Почему она решила, что со смертью Туи все разом изменится, что мгновенно начнутся объятия средь бела дня под аплодисменты знакомых и отдаленные английские мелодии оркестра? Таких внезапных перемен не бывает; а малая толика их дополнительной свободы, может статься, будет таить в себе не меньшую, а еще бо́льшую опасность.

Она ловит себя на том, что ее отношение к Туи меняется. Прежде это была неприкасаемая другая, чью честь необходимо оберегать, незаметная хозяйка дома, простая, нежная, любящая жена и мать, которая умирала невыносимо долго. Неоценимое достоинство Туи, как сказал некогда Артур, заключалось в том, что она говорила «да» в ответ на любые его начинания. Нужно немедленно паковаться и ехать в Австрию – «да»; муж решил купить новый дом – «да»; собирается на несколько дней в Лондон – «да», на несколько месяцев в Южную Африку – «да». У нее это шло от души; она безраздельно доверяла Артуру, доверяла ему принимать решения, наиболее благоприятные не только для него, но и для нее.

Джин тоже полагается на Артура и знает, что он человек чести. А вдобавок она знает – и от этого любит и ценит его еще больше, – что он никогда не стоит на месте: пишет ли новую книгу или отстаивает какое-нибудь дело, носится ли по свету или с головой бросается в очередную задумку. Он не из тех, чьи желания ограничиваются загородной виллой, мягкими тапками и садовыми инструментами; он не из тех, кто томится у калитки в ожидании почтальона, доставляющего газеты с новостями из дальних стран.

Мало-помалу в голове у Джин созревает даже не решение, а своего рода предупредительное осознание. С 15 марта 1897 года она остается бессменной подругой Артура; через пару месяцев можно будет отмечать десятую годовщину их знакомства. Десять лет, десять бесценных подснежников. Лучше дожидаться Артура, чем комфортно выйти замуж за любого другого мужчину из какой угодно части света. Однако из бессменной подруги она не имеет ни малейшего желания превращаться в бессменную невесту. Она уже воображает их супружеской парой и слышит, как Артур заявляет о неотложном отъезде – будь то в деревню Стоук-Поджес или в Тимбукту – для борьбы со злом, а она обещает тотчас же отправить Вуда за билетами. И спокойно уточняет: за билетами для двоих. Она будет рядом. Она поедет с ним: чтобы сидеть в первом ряду на его лекции, чтобы решать все сложности, чтобы в гостиницах, на железной дороге и океанских лайнерах добиваться обслуживания по высшему разряду. Она будет гарцевать бок о бок с ним, а то и чуть впереди, учитывая ее превосходство в верховой езде. Если он не забросит гольф, она, возможно, тоже приобщится к этой игре. Ни в коей мере не уподобляясь жене-ведьме, которая провожает супруга аж до ступеней клуба, она останется рядом и докажет словом и неутомимым делом, что здесь и будет ее место, пока смерть не разлучит их. Вот какой женой она себя видит.