Антон - Проклятие Дома Ланарков

У Ричарда возникло дурное предчувствие, ведь это та самая гостиница, где остановился его отец. Вот и название на стене — выведено большими красивыми буквами, оно точно такое же, как указано на оставленной отцом визитной карточке.

Даже не пытаясь перешагивать через стекающие по мостовой обильные ручьи, Ричард словно заворожённый ринулся к распростёртому на брусчатке телу в ночной сорочке. Отец лежал навзничь, широко раскинув руки в мешковатых рукавах, напоминая большую белую птицу, рухнувшую с распростёртыми крыльями. Из-под окровавленного затылка в решётку канализационного водостока потоками дождевой воды уносило кровь, смешанную с мозгом. Ричард подошёл; не обращая внимания на посторонних, присел на корточки рядом с телом, взял покойника за руку:

— Здравствуй, отец — произнёс он с болью, глядя в остекленевшие глаза. — К несчастью, я опоздал. Теперь эти ублюдки отняли у меня ещё и тебя. Господи, почему я не попытался уберечь тебя! Ведь ты оказался прав: они не остановятся, пока не уничтожат всех нас — тебя, мать, сестёр. Мы все им мешаем.

Ричарду было наплевать, что на него смотрят. В нём зарождалась такая злоба, что лучше сейчас его было не трогать.

— Я знаю, ты хотел, чтобы я стал тем, кем был рождён. Хотел, чтобы у меня появилась семья. Но они то этого не хотят! Последний Ланарк лежит в гробу, — вот, как им нужно! Шайка негодяев пойдёт на всё, лишь бы наследник не воскрес…

Волк поднял голову и обвёл вокруг себя тяжёлым мрачным взглядом затравленного зверя, и прорычал: — Хорошо же… не хотите Ричарда Ланарка, узнаете Зверя! — Поднявшись, он снял с себя пальто и бережно накрыл им тело: — Прощай, отец! — после чего сгорбившись поплёлся прочь.

В этот момент один из полицейских, будто очнувшись, толкнул локтем другого:

— Том! Надо допросить его.

— Ты прав, — спохватился напарник, и окликнул удаляющегося незнакомца:

— Эй, сэр! Подождите.

В этот момент из переулка вывернул роллс-ройс. Приглушенный стрекот отлаженного мотора заглушил плеск в водосточных трубах, поэтому появление автомобиля стало неожиданностью для полицейских. Автомобиль загородил массивным корпусом подозрительного типа от стражей порядка. Пока полиция и зеваки тянули шеи, силясь увидеть, что там происходит, с противоположной от них стороны распахнулась автомобильная дверь и из лимузина появилась нарядно одетая девочка. Она была в костюме гейши — в кимоно небесно-голубого цвета с характерной причёской японской куртизанки, из которой торчали роскошные шпильки-кандзаси. Миниатюрная посланница маленькими семенящими шагами, слегка подволакивая ноги (знаменитая походка гейши), приблизилась к незнакомцу; что-то коротко сказала ему, взяла за руку и потянула за собой обратно к машине. Через полминуты роллс-ройс так же почти бесшумно исчез в переулке, как появился.

Скарлетт глядела в зарешеченное окно на проплывающие в голубой синеве облака и вспоминала время безоблачного счастья. Вспоминалось, как однажды они с Арчи прогуливались по лондонской Джермин-стрит и свернули возле театра Критерион на Пиккадилли и остановились возле памятника крылатому Эросу. Муж стал рассказывать, что на самом деле скульптор Альфред Гилфорд был призван муниципальными властями создать на этой площади фигуру Ангела христианского милосердия, который бы своим видом внушал возвышенные настроения лондонцам. Чопорные градоначальники и помыслить не могли, что результат со временем превратиться в весьма специфическую достопримечательность их города и поспособствует разрушению строгих форм Пикадилли-серкус, а заодно и нравов строгой викторианской морали. Но именно так и произошло. Воздвигнутый в честь известного филантропа лорда Шафтсбери алюминиевый Ангел был прозван Эросом и стал излюбленным местом романтических свиданий, в том числе для представителей нетрадиционных секс-сообществ. — Рассказывая тогда ей об этом, Арчи взглядом указал на гордо фланирующего неподалёку мужчину-проститку с подкрашенными глазами и губами.

— По легенде если удастся обратить на себя внимание крылатого бога любви и похоти, он возьмёт парочку под своё покровительство — с иронией объяснял «экскурсовод».

— Давай попробуем, а? — почти взмолилась Скарлетт.

— Ты что?! С ума сошла! — округлил глаза муж и испуганно покосился по сторонам на многочисленных прохожих. — Ты, что поверила? Это же обычная приманка для туристов.

Но через миг Скарлетт обняла оробевшего супруга за шею и страстно взасос впилась губами. Вокруг перемещались во всех направлениях сотни ног и колёс, а она не обращала никакого внимания на этот топающий, шаркающий, гудяще-сигналящий, суетливо слоняющийся и спешащий фон. Арчи же округлил глаза и попробовал вырваться, но не отталкивать же от себя жену! Пришлось ему тогда сдаться… Скарлетт улыбнулась приятному воспоминанию и провела язычком по губам, снова почувствовав сладость того поцелуя.

Загремевший ключ в замке вернул её к серой реальности. В камеру вошёл ненавистный тюремщик, он принёс постельный комплект из прачечной. Скарлетт сухо поблагодарила и стала менять постель. Надзиратель отчего-то не уходил. На его лисьем лице читалось злорадное ожидание. Неожиданно Вэй наткнулась под свёрнутым одеялом на серый листок, удивлённо пробежала его глазами и подняла растерянный взгляд на тюремщика:

— Но почему мне?

Тюремщик неопределённо пожал плечами, довольно хмыкнул и вышел.

Нахлынувшая ярость сменилась отчаянием. Скарлетт присела на кровать и попыталась успокоиться, ведь в сущности ничего нового не произошло. Всего лишь очередная попытка вывести её из себя, припугнуть. То, что принес надзиратель, на тюремном жаргоне называется «вкусом жизни». Это было меню последней трапезы, которая обычно полагается приговорённым к смерти накануне казни. Завтра утром во дворе тюрьмы повесят двоих заключённых, одна из которых женщина. Вот несговорчивой американке недвусмысленно и намекали, что и её не за горами ожидает такая же участь.

«Не запугают! — разозлись Скарлетт. — Господа надеются, что я раскисну и вместо того, чтобы готовиться к процессу буду сутками лежать «трупом» на нарах. Только просчитались! Я сумею постоять за себя на суде!». Вэй с утроенной энергий взялась за подготовку к предстоящему процессу, вырезая металлическим резцом на стене главные постулаты защиты…

В конце недели следователь сообщил Вэй, что почти закончил свою работу, и через пять-шесть дней передаст дело в суд. Скарлетт отреагировала на известие спокойно, ведь она тоже почти готова. Нехорошего предчувствия не было, а между тем противник замыслил подлейший удар, решив обезоружить её накануне решающей битвы.